Когда тот весь обмяк, я его уложила на землю. Проспал мало, минуту, а потом открыл глаза и уставился в небо. Заставить могильщика подняться я так и не смогла — все же он был пьяный, вымотанный, а теперь еще и опустошенный. Но лицо просветлело.

Мари прибежала с курткой Ванили и она, умничка, вызвала медичку на проезд. Правильно! Накрыли Мишу потеплее, я, пропадать так пропадать, села на дороге на ноги и пристроила его голову на коленях.

— И не ври больше, Миша, не выдумывай про Безымянного. — Я серьезно погрозила ему кулаком, не слишком рассчитывая, что он вникает. — Все равно не поверю.

Заронил все-таки этот негодяй в мое сердце… не сомнение, а осадок. Надышал перегаром, наговорил гадостей, меня запачкал. Чуть-чуть с налетом. Медичка Мишу увезла, мы с Мари на работу опоздали, но ни Агни, ни Ваниль — ни слова упрека не пикнули, даже за то, что куртку начальнику вернула не в лучшем виде. Агни старательно пряталась и передавала задания через других, но даже новенькой замечания не прилетело. Что, взяла под крыло, теперь ее боятся ругать из-за этого? Так, любопытно на миг, но по большому счету — какая разница? Плевала я на все, что обо мне думает коллектив, владелец и наша великая кормчая.

И поважнее вопросы есть. Например — чего ветер тянет и не тащит меня к следующей рукописи? Еще не время? А кто решает? Она уничтожена, и начальный фрагмент это все, что в наличие? Не верю!

В глюки Миши — тоже не верю! Только от алкогольной горячки может демон привидеться!

Напиться что ли… и стало нехорошо при мысли, что, подойдя к развалинам Замка в таком состоянии, я увижу нечто ужасное. А из дома выйдет окровавленный рыцарь в белом и окровавленный монстр в черном — мои новые и загадочные друзья Аурум и Грим.

Я сама себе сказала вслух:

— Ну, да, конечно. И у обоих мечи в руках и чьи-нибудь отрубленные головы.

— Тио, расскажи, ты куда? Жених появился?

— Не твое дело.

Я точно решила, что по вечерам буду добираться с Мари до дома и переходить к Безымянному через чердак, а по утрам пусть едет на работу сама. Еще темно, но все-таки безопаснее. В конце концов, она из Казематного раньше добиралась, и пронесло. А я — не нянька.

В квартире, пока Мари забрала Пана и пошла с ним гулять, я закинула в стирку пальто, юбку, отмыла и отчистила с мылом новенькие сапоги. Сходила на чердак к коту, заодно проверив слуховое окно. Один раз открыла — город, второй раз — полутемная комната с двумя плошками света на столе. Жутко! И обалденно!

— Привет, Рыжун! Ты мой бродяга, мой красавец!

Взяла любимчика на руки. Пан — пес хороший, но я кошатница, и сердцем прикипаю к котам а не собакам. Что поделать. Мари восполнит все пробелы моей нелюбви, она Пана вчера тискала, гладила, за уши трепала и прямо со стола давала кусочки мяса, не в силах выдержать выразительных глаз.

— Ты ж мой котяра, мой маленький ручной тигр.

Рыжун боднул меня головой под подбородок, потерся, замурчал и я его долго начесывала за ухом, мерзавца. Вечно вытребует ласки, даже есть не бежит.

— В квартиру пойдешь? А, может, туда?

И кивнула, подразумевая дом в парке. Тот сразу соскочил с рук. Независимо и равнодушно удалился к газетам. Ладно, поняла.

Я дождалась пока Мари вернется, поручила ей ужин, а сама пошла отмывать себя. И после собирать необходимые вещи.

— Прямо вот так, уже двенадцатый час, Тио… трамвая же не дождешься. Или здесь пешком, недалеко?

— Не твое дело.

— Холодно, а ты без шапки и волосы не высохли.

Вместо ответа, я перед ее лицом схлопнула пальцы «закрой рот» и постаралась выразительно поднять брови.

— Пальто пусть висит на балконе, вообще все стиранное не снимай без меня. Едой распоряжайся как хочешь. На случай, если придет Ульрих или его сестра, записка для них на холодильнике. Помнишь?

— Помню.

— Не скучай.

Теперь — по-настоящему домой?

Проклятье, если трезво подумать, что я делаю, — собираюсь ночевать в Черном Замке! Жить там! В парке, на руинах, с двумя мужчинами, один из которых истинное чудовище.

Перекинула один пакет, второй. Подставила ящик, потому что на высокий край слухового окна так с наскока не запрыгнуть, села и, оставаясь ногами на чердаке, сняла сапоги. Только потом развернулась и перелезла совсем, сама.

Утром разберусь — куда тут что можно сложить, и где взять еще света.

Разделась до самого легкого платья, чтобы не запариться, оставила вещи на кровати и осторожно открыла дверь.

И что? Орать «Привет, я дома»? Ночь почти. А туалет где, если приспичит? А кухня, если поесть захочу?

Коридор освещен, но не ярко. Лестница тоже. Я спустилась со второго этажа, идя по тому же маршруту, как и вчера. Мимо гостиной не пройду точно. Прокашлялась, привлекая внимание Аурума, которого увидела в кресле у камина. Тот сидел за книгой.

— Добрый вечер.

— А, Тио! А я уже не знал, что думать. Может, ты сразу спать легла, или совсем передумала, что не объявляешься. Голодна?

— Нет. Успела поесть.

— А что волосы сырые? Что случилось?

— Хорошо, если они завтра утром не будут сырые… — искренне поделилась я неудобством, страдая от минусов такого богатства. — Просто помыла голову. А Грим дома?

Так обыденно спросила, будто всегда так делала.

— Нет, не возвращался. Присаживайся к огню, а я стул возьму.

— Спасибо.

Перемолвившись вежливым «что читаете?», «как прошел день?», не удержалась от того, что на самом деле было интересно:

— А чем Грим занят? Вряд ли он на работу ходит, как обычные люди. Что он делает? Аурум, пользуясь случаем и его отсутствием, выкладывайте мне все!

Старик засмеялся. А от ответа ушел:

— Ну уж нет, я его выдам, а он мне потом выговор сделает. Да и ему будет приятней, если ты лично спросишь.

— Вчера не помогло. Он проигнорировал и сделал вид, что не слышит.

— Дикарь… — полувсерьез, полу в шутку высказал Аурум. — Но с ним бывает, когда слишком волнуется. Он ведь и о тебе всего пару слов сказал, в первый день, когда встретил. А потом, сколько ни пытал — кто, что, — погружается в себя и молчит. Хоть пытай. Тио… а что с тобой случилось?

— Вы про шрамы?

Старик не проявлял так открыто жалости или брезгливости, чтобы это бросалось в глаза. Он смотрел мне в лицо прямо, и сочувствие мелькало где-то очень глубоко и едва заметно.

— На меня напал тигр, зажевал здесь, порвал там. То, что попало на лицо — царапины.

— Ох…

Мы еще поговорили немного о вещах неважных и простых.