А ты приятеля попроси. Вдвоем, глядишь, и получится. Темный, не хочешь к ним присоединиться?

Лес словно понял его слова. Затих. Подобрал, поджал под себя длинные скользкие ветки. Сучья больше не хватали за ноги и ловко уползали с дороги.

– Давно бы так!

Войтик осмелел до того, что от всей души врезал по гладкому корявому стволу.

Дерево глухо застонало и метнулось вершиной к нему. Дохнуло стужей… Сверкнул меч, и к ногам посыпались отрубленные сучья.

– Сказано, не балуй.

Подошел Груздень.

– Не выходит подпалить, командир. Все водой пропитано, хоть ведром черпай. Если позволишь, я привезу сюда несколько возов соломы и хворосту и уж тогда…

– Ин быть посему. А то всего и сразу – так и понос прошибет.

Раны терзали. Идти было мучительно трудно. Полузакрыв глаза, терпел и шагал почти наощупь, боясь потерять сознание.

Пивень несколько раз толкал к его губам свою заветную баклагу.

– Испей, Слав. Помогает. На заветных травах настояно, заветными словами наговорено.

Делал несколько глотков – и правда, на какое время боль отступала и идти становилось легче.

– Может, привал объявим, Стас?

– Рано, Леша. Идти надо. Выбраться из этого проклятого места побыстрее. Ядом все пропитано. Льется, как у змеи с языка.

– Сколько лесу испоганили! Сколько добра в огонь пойдет, – возмутился Груздень. – Сколько народу бы этот лес корми, поил и одевал, обувал.

– Это ты им при встрече скажешь, – усмехнулся Леха. – Оформим актом и в суд, за порчу госимущества и нанесение материального ущерба.

Стас шел все медленнее и медленнее.

Остановился. Закачался.

Нельзя лежать. Надо идти.

Леха заглянул в лицо.

– Войтик! Толян! Садите его на мечи. Быстро!

– Не суетись Леша. Я только отдышусь.

– Груздь! Врежь ему по тыкве, чтобы не ерепенился. Понесем, как дохлого.

– Яд в рану просочился, когда на земле лежал, – виновато объяснил Стас, с трудом ворочая языком.

– Войтик, на меч!

Сказано – сделано. Войтика дважды просить не надо. Даже глушить не пришлось. Усадили его на меч, как в княжеское кресло. И понеслись бегом, так как прежде никогда не бегали. Хруст с Веселином, забежав вперед, мечами расчищали дорогу. Груздень и Темный поддерживали сзади.

Но останавливаться на короткий привал все равно пришлось. Стас устал и уже с трудом удерживался на мече.

Леха с Толяном сняли свои бронники и усадили его на них, сделав из воткнутых в землю мечей спинку импровизированного стула. Стас вздохнул и с облегчением закрыл глаза.

Протяжный низкий вой умирающего зверя разлетелся по всему черному мертвому лесу.

И почти сразу же издалека, едва слышно, к изумлению воинов, послышался ответный вой.

Переглянулись.

– Волк собрался умирать и зовет стаю, – ни к кому не обращаясь, задумчиво произнес Пивень. – Велик был наш род, а признали только его. Пришлеца.

– И что? – Груздень озабоченно оглянулся на злобно затаившийся лес.

– Не знаю! Если бы знал. Мы свой род от волков ведем, а они его вожаком признали. Думать надо… А вот и его стая! Глаза!

– Может, отодвинемся? – глухим потерянным голосом проговорил Леха. – Зачем мешать людям?

Не обращая на них внимания, из леса, растянув тело в длинном прыжке, выпрыгнул матерый широколобый волк. Остановился перед Стасом, заглянул в его лицо и глухо заворчал.

В ответ послышалось слабое, еле слышное ворчание.

Неторопливо, один за другим, словно из-под земли выросли, появились и другие волки. Сели полукругом перед ним и леденящая душу, прощальная смертная песня заставила сжаться сердца воинов.

– Братцы! – вскинулся Леха, бесстрашно проламываясь к Стасу мимо зверей. – Он же из меня мента, опера сделал! Да я с ним… И что же? Вот так? Здесь? Он из вас, деревенских увальней, воинов слепил!

Стас с трудом разлепил глаза и коротко рыкнул. Стая послушно расступилась.

– Волчат пропускают, – прогудел Войтик. – Вот тот, лобастый, на меня похож. Брат, наверное.

– У них вожак умирает, а ты в родне копаешься, – осудил его Хруст.

Войтик ответить не успел.

Мимо них в воздухе пролетело серое гибкое тело.

Молодая волчица, оскалив рот и щелкая зубами, закрыла Стаса своим телом от стаи и от людей. Потом, легко и бесшумно ступая, подошла к нему. Долго по-собачьи обнюхивала. Подняв голову, издала короткий тревожный звук и принялась зубами срывать с него тряпки, наложенные на рану рукой волхва.

Леха дернулся вперед, но щелкнули острые волчьи зубы, и он неохотно отступил.

Волчица же лизнула оголенную рану, снова издала короткий не то вой, не то плач, и принялась осторожно вылизывать ее.

Лицо Стаса покрылось густым и липким потом. Он побледнел, качнулся на бок, но выпрямился и положил свою, вдруг отяжелевшую руку, на голову самки.

Пивень переглянулся с Алексеем, затем перевел взгляд на Груздня.

– Яд из раны на свой язык вытягивает, – пояснил он.

Над тесной, вырубленной стараниями Хруста и Веселина полянкой, повисла зыбкая тревожная тишина. Время остановилось.

А волчица, вылизав одну рану, принялась вылизывать рану на плече.

Наконец, она закончила. Легко высвободила голову из-под руки Стаса. Послышалось короткое довольное урчание. Положила голову на его колени. Желтые холодные глаза подернулись льдистой серой пленкой. Пошатываясь, прошла мимо людей и зверей, повернулась всем туловищем и, запрокинув голову, что-то пропела стае ли, вожаку ли – люди так и не поняли. И, опустив голову, не спеша скрылась в лесу.

– Умирать ушла, – тихо проговорил Толян.

Лицо Стаса порозовело. Дрогнули веки.

– Прощание, похоже, не состоялось, – виновато, словно оправдываясь, сказал он и, притянув к себе за серые в проседи щеки лобастого волка, уткнулся лбом в его голову. – Рано, брат, значит, мне еще на Могильные холмы. Тебе отдаю эти земли для доброй охоты. И клянусь – ни одна стрела не полетит отныне и до веку в тебя и твоих братьев, пока я жив. Но и ты помни закон… А меня не будет, Толян останется. В нем вижу нашу кровь! – Наклонился еще ниже и коротко рыкнул: – Не уводи стаю далеко от этих мест. Скоро я приду снова.

Дунул зачем-то в нос, потрепал матерого волка, как простую дворнягу, почесал за ухом и подтолкнул в плечо.

Волк потерся о его колено и, довольно ворча, повернулся к стае. Проходя мимо, остановился около Войтика, потянул носом воздух, фыркнул, чихнул и, гордо подняв голову, неторопливо ушел вслед за волчицей. Стая, так же не спеша, последовала за ним.