— Я согласна, Дмитрий Алексеевич.

Я волновалась, каким окажется дом, в котором я, похоже, будужить. И он мне сразу не понравился. Он был холодным, безжизненным, хотя являлсобой образец современной архитектуры и дизайна. Миклашевич сразу это просек.

— Что такое? Не нравится?

— Нравится, — вяло отозвалась я. — Только ужочень нежизненно.

— Тут просто не хватает женской руки, я сам эточувствую и мама так говорит.

— Мить, а кто декорировал дом?

— Роман Митник, помнишь его?

— Помню.

— Он сейчас в большой моде и кстати за этот дом онполучил кучу премий, фотографии были во всех крупных журналах.

— Ты много времени тут проводишь?

— Совсем мало. Некогда.

— Я думаю, дело не в этом, просто тебе тут неуютно.

И вдруг его словно подменили:

— Тебе кажется, что уют это обязательно тряпки, теплыетона и всякая давно устаревшая чушь? — прошипел он, злобноприщурившись. — И кухня в ярких изразцах, подушечки всякие? Да это жепрошлый век! Слава богу, что ты строчишь романы, а не занимаешься своей профессией,ты в ней совсем несостоятельна, ты…

— Митя!

— Что Митя? Почему, ты полагаешь, сорвался контракт сРозенами? Из-за тебя, ты там наболтала этому олуху про красные поставцы ипрочую убогую чушь, — завелся он.

От несправедливости этого пассажа я замерла, хотела что-тосказать, но он продолжал гнуть свое:

— Почему, по-твоему, я отказался от идеи с тобойсотрудничать? Да потому что понял — ты безнадежно отстала, твоего вкуса ещекак-то хватило на однокомнатную квартирку, а дом ты уже не потянешь! Ты теперьвеликая писательница? Вот и занимайся своим делом, а в мое не лезь!

От обиды у меня сдавило горло. Идиотка, как я моглаповерить, что он изменился? Да ему попала вожжа под хвост и он опятьдемонстрирует свой кошмарный характер. Но я уже сыта по горло. Вступать с ним впрепирательства нельзя, это только усугубит дело. Боже, куда девалсяобаятельный неотразимый мужчина? Это был злобный, даже сварливый тип, откоторого хотелось спрятаться. Я выскочила из дома и побежала по улице. Какая-тоженщина сказала, что на шоссе легко поймать машину. Я свернула за угол и тутувидела джип Миклашевича. Я отступила за придорожный куст и он пронесся мимо.Нет уж, хватит с меня! Каменная стена оказалась сделанной из кизяка. Нет, ни зачто… Куда лучше быть одной! И что я такого сказала? Что мне неуютно в этомдоме, ну и что? Скорее всего, я просто наступила на любимую мозоль. Уверена,ему самому дом не нравится, но признать это он не в состоянии. Вот пусть иживет там, но без меня. Как я могла опять обмануться, в который уж раз? Ведькакой-нибудь месяц назад мы поссорились и я уехала в Германию с твердымнамерением больше никогда с ним не общаться. Это было то самое благоенамерение, которыми вымощена дорога в ад. И я уже почти туда причапала… Нофигушки вам, Дмитрий Алексеевич. Зазвонил мобильник. Я сразу отключила его, итут заметила такси, подняла руку и машина остановилась. Едва я уселась назаднее сиденье как мимо опять пронесся джип Миклашевича. Я пригнула голову.

— За вами, что ль, несется?

— За мной.

— Кажись не заметил!

— Похоже на то.

— Муж, что ли?

— Слава богу пока нет.

— Жених?

— Теперь уже бывший.

— А что, плохой?

Простота вопроса поставила меня в тупик.

— Да не плохой, но характер невыносимый.

А… Понимаю вас. У меня тоже первая жена была — характер неприведи господь. Я с ней язву желудка нажил. А когда совсем терпежу не стало,убег, нашел себе кралю на ткацкой фабрике, не красавица, но душа-баба. У меня сней и язва зажила. Вот знаете, та, первая, зарабатывала хорошо, мы с ней каксыр в масле катались, а эта, Нинка моя, не работает теперь, двойняшеквоспитывает, я один на всех вкалываю, а хорошо мне. Вот и вы, женщина,правильно утекли, он вас до язвы доведет, оно вам надо?

— Не надо! — твердо ответила я. Хорошо, что мнепопался такой болтливый и добродушный водитель.

— Гляньте, женщина, кажись он нас догоняет! И откудавзялся? Круг что ли сделал? Мне на «волжанке» от такого крутого джипа не уйти,вы пригнитесь. А то этот бешеный, мало ли что вздумает. Дама, может, вас куда вдругое место отвезти, не домой, а к подружке какой или еще куда?

Мысль была здравая и я дала ему адрес Лерки.

— Олеська! Ты что без звонка? Что-то случилось? У тебятакой вид… как будто за тобой кто-то гонится!

— Переночевать пустишь?

— От Миклашевича спасаешься?

— От тебя ничего не скроешь, подруга.

— Опять он в своем репертуаре?

— Лерка, я больше не могу! Все, лимит исчерпан. Онсумасшедший. Мне сегодня в какой-то момент показалось, что я никого лучше незнаю, и вдруг…

— Я тебя предупреждала. И тут я разревелась.

— Ты что? Да не стоит он твоих слез!

— Дело не в том, просто сегодня был такой кошмарныйдень…

— Расскажи, легче станет.

— Сил нет, Лерочка.

— Найдешь!

— Ну и что такого особенного? Все можно перетолковатьпо-другому, — решительно заявила она, выслушав меня.

— Как?

— Объясняю! В твоей маме проснулось что-точеловеческое, это уже плюс! Ты в очередной и, надеюсь, в последний разубедилась, что с Миклашевичем нельзя иметь дело, это два. А третье, и главное,теперь ты спокойно можешь ответить на чувства Розы.

— Я уже.

— Что уже? — опешила Лерка.

— Ответила.

— Ты врешь?

— Ничуть.

— Ну ты и сука! Я тут мечу бисер, а ты уже с ним спишь?

— Ага! — всхлипнула я.

— Обалдеть! Но почему ж ты мне не сказала?

— Просто еще не успела! — Ну и как?

— Да нормально вроде…

— А ты в курсе, что у него послезавтра день рождения?

— Конечно. Я с утра ходила ему подарок заказывать.

— Олеська, какой?

— Футболку, черную, с надписью.

— А надпись какая?

— Аполлоныч Бельведерский!

Лерка открыла рот и вдруг согнулась пополам от хохота.