– Привет, – поджимаю губы.

– Почему ты не отвечаешь?

Видимо, сегодня он не готов растрачиваться на приветствия и милые подводки.

– Не слышала.

– Врешь.

Леша наступает, загоняет меня в угол и упирается ладонями в стену по обе от меня стороны.

– Ты что-то сделала?

– Что?

– Аборт? Поэтому игнорируешь?

– Нет-нет, – качаю головой и отнекиваюсь на автомате. Зачем? Кажется, сейчас я топлю себя еще больше. – Я бы так никогда не поступила.

– Я не должен был уезжать вот так. Просто обстоятельства…

Леша отступает, делает пару шагов к дивану, но не садится, упирается ладонями в спинку и смотрит. Смотрит на меня так внимательно, с долей сожаления. О чем он сожалеет? О том, что вернулся? Или о том, что уехал?

– Я сам виноват в том, что сейчас происходит. Влез в старые дела отца, еще полгода назад, хотел вернуть наш участок, копался в его прошлых делах и попал на деньги. Правда, сначала не учел масштабы, все казалось мне фарсом. Прости, что не сказал лично. В тот момент не мог, да и сейчас, наверное, не стоит, – переводит взгляд на мой живот, – нервы тебе ни к чему.

– Расскажи, я должна знать.

Так я думаю до того, как он начинает говорить.

– Вечером, после того как ты от меня уехала, Аська не вернулась домой. Мама места себе не находила, а я списал все на очередную тусовку. Идиот, – его голос стал жестким, а взгляд потерянным, – ее изнасиловали как урок о том, что я не должен лезть туда, куда не просят. Ее выкинули прямо у подъезда, показательно, из машины без номеров. Когда она пришла в себя, то назвала цифры. По телефону мне объяснили, что это сумма, которую я им должен. Должен за воздух. Мой отец действительно был связан с криминалом, – Леша кривит губы.

– Я…

– Все нормально, не плачь, – его пальцы стирают слезу с моей щеки, – я просто не хотел, чтобы с тобой произошло что-то плохое. Не хотел впутывать твоего отца… Просто уехал, потому что так правильно. Так лучше для всех. Я не уверен, что моя семья в безопасности здесь. А тебе небезопасно со мной. Но теперь, теперь я что-нибудь придумаю, поговорю с твоим отцом, ты будешь жить у них, а я прилетать сюда, как только смогу.

– Леш, я…

– Тей, – его руки прижимают меня к себе, – не надо. Ничего не говори, все будет хорошо. Верь мне.

– Я верю, – шепчу в ответ и чувствую себя настоящей дрянью. Сегодня я так и не смогла сказать ему правду.

Каждое его прикосновение делает лишь хуже. Я сутулюсь, опускаю голову и не поднимаю глаз. Мне стыдно, стыдно от собственной лжи.

Что будет, если я сознаюсь? Леша этого не простит, не после того, как рассказал о семье. Я же и подумать не могла, что все настолько плохо. Если я признаюсь сейчас, сделаю только хуже. Мне нужно забеременеть, по-настоящему.  Сколько он пробудет здесь до того, как улетит? С собой не позовет. Он хочет меня уберечь, да и родители будут не в восторге, решись я поехать с ним. Насколько я понимаю, папа тоже знает всю эту трагедию.

У меня слишком мало времени. С этой мыслью я тяну к нему свои руки, обнимаю. Мне так нужна эта ласка, взаимность. Я утопаю в неге объятий и поцелуев. Схожу с ума от контрастов и хочу остановить время.

Леша рывком подтягивает меня к себе, укладывает на диван, наваливаясь сверху. Пульс зашкаливает. Развожу ноги шире, расстегивая ремень на его джинсах. Я хочу сразу, без долгих ласк и поцелуев.

***

Прошло две недели, но на тесте по-прежнему одна полоска. Завтра Леша улетает. Насколько? Ответить пока не может. Наверное, поэтому я сижу под дверью кабинета гинеколога и боюсь туда войти. А что, если я просто не могу иметь детей? Что, если моя ложь никогда не сможет преобразиться в правду?

Что я творю? Нужно все рассказать, но как? Как начинают такие разговоры? Милый, прости, я соврала. Наплевала на все те ужасы, что произошли в твоей жизни, и солгала о беременности?! Если я это скажу, он уйдет навсегда. Вычеркнет из своей жизни. А я… я не могу без него. Пробовала, отчаянно пыталась, но какой была моя жизнь последний год? Год без него. Серой, убогой. Я училась, пыталась работать, а внутри, внутри была пустота. Она сжирала меня и делает это до сих пор.

– Теона Богдановна, с вами все в порядке?

Милая высокая светловолосая женщина касается моего плеча, и я вздрагиваю. Поворачиваю голову, понимая, что врач сама вышла из кабинета, вышла за мной.

– Да. Простите, задумалась.

– Проходите, – она улыбается и пропускает меня вперед.

Набираю в легкие побольше воздуха и переступаю порог. Морозно. Здесь такой белый свет, он навеивает холод.

– Итак, рассказывайте…

– Я не могу забеременеть.

– Давно?

Краснею и отрицательно качаю головой. Таисия Сергеевна, врач, тепло улыбается и приглашает меня на осмотр. Запрокидываю голову в кресле и зажмуриваю глаза. Почему-то сейчас я уверена, что бесплодна.

– Вытирайтесь, одевайтесь, – протягивает салфетку.

Пока я копаюсь с джинсами, слышу, как женские пальцы отбивают на клавиатуре слова. Что она там печатает?

Сажусь в кресло напротив, крепко сжимая ручки сумки в кулаки.

– Не переживайте, ничего страшного нет. Вы полностью здоровы.

– Тогда почему…

– Так бывает. Просто нужно чуть больше времени.

Времени. Хочется закатить глаза. У меня его нет. Я либо признаюсь во лжи, либо беременею. И пока мой глупый мозг все еще выбирает второе.

Домой возвращаюсь без настроения. Сейчас у меня его нет абсолютно всегда. В квартире пусто, Леша говорил, что ему будет нужно отъехать по делам. Он никак не может продать свою квартиру, зачастую это сложно сделать с вторичным элитным жильем.

Сажусь на диван и включаю для фона телевизор. Подгибаю под себя ноги и просто не знаю, куда деть все эти страхи. Где набраться смелости, чтобы сказать правду?

Не представляю, сколько проходит времени, прежде чем Кирсанов появляется дома. Я слышу хлопок двери и непроизвольно дергаюсь. Сердце учащает свой ритм, а тело отказывается шевелиться. Когда Лешины руки касаются моих плеч, закрываю глаза и стараюсь улыбнуться. Я должна улыбаться.

– Ты чего такая напряженная?

– Что? – поворачиваюсь, растягивая губы в улыбке. – Нет, все нормально. Вот, была у врача.

– Да?

Леша садится рядом и кладет руку на мой живот. У него такой теплый взгляд, что хочется сгореть в аду.

– Ага, сказали… – моя пауза затягивается. Я решаю, что говорить дальше, правду или же ложь. –