- Рассказывай, монсеньор тебя не съест, — поддел Гамбино.

Пришлось рассказывать. Да ещё вспоминались какие-то подробности, перед этим упущенные — что он знал о мужике, который подарил часы, как тот мужик про часы рассказывал, во что в казино играл дон Соно, о чём и как говорили с тем недоумком, которого дон Соно пристрелил. Кто рылся в его квартире, кто следил потом, не выйдет ли из дворца та девка с фиолетовыми волосами. В общем, рассказал всё.

Монсеньор помолчал немного, потом спросил у своей девки:

— Вы верите ему?

— Да. Он говорил правду и рассказал всё, что знает, — подтвердила девка.

— Хорошо, — он сунул руку в карман, достал несколько бумажек по сотне и положил на стол. — Берите, это ваше, заработали. Надеюсь, это компенсирует вам возможные проблемы.

Какие ещё возможные проблемы, подумал Джанлука, когда дверь грохнула и в кабак вломился дон Каньо, потом ещё Жаба и Прыщ, а за ними — дон Вассо собственной накачанной и наколотой персоной.

А когда они вломились, то за ними спокойненько зашли трое чужаков при оружии в открытую и встали у дверей.

Монсеньор поднял бровь и улыбнулся — хищно улыбнулся, у Джанлуки мороз по коже пошёл от той улыбки.

— Добрый день, — кивнул. — Дон Вассо.

— Дон Марни, — кивнул тот в ответ.

— Мы вторглись на вашу территорию.

— Есть такое дело.

— Нужно было уже узнать, что под нашими окнами с таким упорством делают ваши люди.

— Почему сразу мои?

— Они у вас очень удобно помечены, не перепутаешь. Вот этот достойный господин не раз попадал на запись наших камер, — кивает на Жабу, — и ещё некоторые другие.

И точно, Жаба частенько дежурил у палаццо Эпинале, но ему ж было внятно сказано — не попадаться!

— У вас наше имущество, — сказал дон Вассо.

— Это спорное имущество, — улыбнулся монсеньор. — К нам оно, как я понимаю, попало потому, что один покойный ныне господин выиграл его у столь же покойного ныне вашего сотрудника. Я бы посоветовал вам лучше следить за вашим имуществом. Чтобы потом не было нужды убивать посторонних людей ради поисков. Вы готовы забыть об этом имуществе, если я забуду об убийстве? Убит близкий человек нашей сотрудницы. Виновный наказан. В моих глазах вопрос исчерпан. Я готов не ставить в известность об этом факте тех, кто расследует убийство, пусть справляются сами.

Дон Вассо вдохнул… и выдохнул. Ну а что теперь? Ничего теперь.

— Договорились. Часы… за ваше молчание.

— Отлично, — монсеньор легко поднялся со стула, взял за руку девку и собрался уходить. Глянул с улыбкой на Гамбино: — Ты домой, или у тебя ещё дела?

— Домой, — ответил тот, он тоже уже стоял на ногах.

Дон Вассо посторонился, монсеньор прошёл мимо стойки, положил Нанне купюру и хотел было идти дальше, но тут у дона Каньо, видно, перемкнуло и он без слов, с каким-то утробным рыком на него набросился.

Хотел ударить ножом, но монсеньор перехватил руку и резко вывернул. Раздался хруст, нож упал на пол, дон Каньо взвыл и тоже повалился на пол, схватился за кисть.

— Ещё у кого-нибудь есть своё отдельное мнение? — монсеньор оглядел оставшихся.

Мнения ни у кого больше не было.

— Тогда до новых встреч, — ему открыли дверь его парни, пропустили их с девкой и с Гамбино, и вышли сами.

Джанлука только выдохнул, как дон Вассо увидел его.

— А ты чего расселся, гадёныш? Сдал всех, так и уматывай следом, пока я добрый и тебя не пристрелил, и чтобы духу твоего здесь больше не было!

— Дон Вассо, но они меня заставили говорить! — начал было Джанлука, но тут подошёл Жаба, взял его за шиворот, выволок за дверь и спустил с крыльца.

И ещё ногой поддал напоследок.

Джанлука понял, что летит прямо под колёса крутой чёрной машины, возле которой стояли Гамбино, монсеньор и девка. И куча чужих на скутерах вокруг.

Его что-то остановило, он не понял, что, а потом сел и смог поднять голову. Тот, кого называли монсеньором, отпустил его плечо, смотрел и смеялся.

— Дон Вассо не проявил к вам снисхождения, так?

Джанлука смог только помотать головой. Нет, раздери его собаки, не проявил.

— Монсеньор, может быть, мы его хотя бы накормим? — влез Гамбино. — А то они тут едят, что попало, вот и делают потом всякую ерунду.

— Что это за новая теория о влиянии питания на поведение? — удивился монсеньор.

— Это так, не теория, — смутился Гамбино.

— Если ты согласен с ним возиться — бери и корми, что ж теперь, — кивнул монсеньор. — И отправляемся уже. И так от выходного почти ничего не осталось.

Гамбино кивнул Джанлуке — мол, бери скутер и дуй за нами. Если не боишься, конечно.

А Джанлука уже не знал, кого ему больше бояться — дона Вассо или вот этого монсеньора.

День, который начался неспешно и лениво, вдруг взбрыкнул, подскочил и понёсся куда-то сломя голову. Элоиза искренне не собиралась никуда бегать до вечерних танцев, и была согласна вообще не выходить из спальни Себастьена до вечера — как он и предлагал. Но вдруг нашёлся Октавио, потом пришлось бегом мчаться в город, добывать его и информацию, которую он нашёл, а вернулись домой они уже незадолго до вечера и танцев. Она обещала маэстро Фаустино помогать с кадрилью, поэтому варианта «не ходить» не существовало. Более того, она уговорила монсеньора бросить на пару часов обсуждение с Лодовико, и привела их обоих в танцевальный зал.

— Господа, мне кажется, что всем будет проще, если мы пока останемся в фиксированных кадрилях. Поэтому не теряйтесь никуда, — строго сказала Элоиза.

— Но у нас была ещё одна дама, как мне помнится, — сощурился Себастьен.

— Найдётся, — Элоиза и впрямь была уверена, что Кьяра найдётся.

Кьяра действительно нашлась, пришла с Франческой, хотела спрятаться, но была изловлена Лодовико и установлена на место в кадрили. Также появился и Октавио — он помылся, побрился, переоделся и смотрел героем, хоть и не зажила ещё разбитая губа, и синяк под глазом был большой и тёмный. Сам он, правда, только плечами пожал — издержки профессии, бывает.

А дальше было — хоть обратно в тот бар беги. Половина из тех, кто был в пятницу, в воскресенье не пришли. Зато пришли другие, которые ничего не учили.

Октавио был как раз из тех, кто пропустил пятницу. Из таких же оказался и Гаэтано. Их сделали визави и отправили искать себе дам. Пока Гаэтано щурился и оглядывал залу, Октавио подлетел к Франческе и уговорил её встать с ним в пару. Гаэтано пригласил девушку, которая недавно начала работать у компьютерщиков и ещё пока не сталкивалась с его могучим обаянием, её звали Антонеллой. Эту четвёрку Элоиза поставила рядом с собственной, помогла собрать ещё пару таких же. А потом, что называется, полетели.