С лицом словно из фарфора, с глазами, голубыми как вода на отмели, с руками, вечно готовыми заняться какой-нибудь ерундой.

Как я уже сказал, мы с ней познакомились совершенно случайно. В час, который она назвала «Часом Глаза», ее охватило беспокойство, и ей удалось ускользнуть от мисс Хейзлет.

Я шел в своем халате по коридору первого этажа, по обыкновению низко опустив голову и заложив руки за спину, когда она спустилась по большой спиральной лестнице.

Я довольно часто задерживался у этой лестницы, наблюдая за женщинами с одинаковыми серыми лицами, которые с каким-то остервенением протирали тряпкой каждую проступь, каждый подступенок. Казалось, они собираются вытирать ее и дальше вниз, вниз, до самого ада. Они начинали с верхней ступени и спускались ниже и ниже. С одинаковыми седыми волосами, неопрятными – копна сена, да и только! Они мыли лестницу с методичной ненавистью, ибо никаких других занятий у них не осталось – до конца, до самой могилы, и они вымещали свою ненависть на лестнице скребками и мыльной пеной. Я стоял и смотрел, как они спускаются, ступенька за ступенькой.

Только на сей раз это оказалась не очередная карга на коленях.

Я услышал осторожные шаги вдоль стены, увидел, как скользят ее пальцы по панелям, и сразу понял, что она слепа.

Слепа абсолютно, а не просто не может видеть.

Было в ней что-то такое; что-то эфемерное, что мгновенно ударило в мое мертвое сердце. Я смотрел, как она медленно, грациозно спускается вниз – словно в ритме неслышной мне музыки, и меня почти мгновенно потянуло к ней.

–Я могу вам помочь?– услышал я свой голос, словно доносившийся издалека. Она замерла, и голова ее тревожно вздернулась как у испуганной полевой мыши.

–Нет, спасибо,– почти автоматически отозвалась она.– Я вполне способна позаботиться о себе. Спасибо. Чего вот до той,– она мотнула головой в направлении верхнего этажа,– похоже, никак не дойдет.

Она одолела оставшиеся ступени и шагнула на протертый почти до дыр, некогда бордовый ковер. Она стояла на нем и глубоко дышала, словно только что завершила неимоверно сложное мероприятие.

–Меня зовут…– начал я, но она оборвала меня, резко фыркнув.

–Зовут, как и звали,– хихикнула она (очень мило).– Разве имена что-то значат?– произнесла она с такой убежденностью, что я не мог с ней не согласиться.

–Пожалуй, что так,– промямлил я.

Она хихикнула еще раз и провела рукой по каштановым волосам, растрепанным как после сна.

–Еще бы не так,– подытожила она.– Очень даже так.

Все это казалось мне донельзя странным: по нескольким причинам сразу.

Во-первых, она вела разговор с замысловатой непоследовательностью, которая, правда, в тот момент казалась совершенно обоснованной. Ну, и во-вторых, она стала первой, с кем я заговорил, после того, как попал вМесто, то есть за два года и три месяца.

Я ощутил в этой девушке родственную душу и поспешил утвердить эту некрепкую пока связь.

–И все же,– рискнул я,– надо же как-то обращаться к другому человеку,– тут я слегка набрался наглости.– Особенно к тому…– я судорожно сглотнул,– кто симпатичен…

Она обдумала эту мысль, одной рукой продолжая держаться за стену, другую подняв к белой шее.

–Если вы так настаиваете,– она подумала еще немного.– Можете звать меня Пиреттой.

–Вас так зовут?– спросил я.

–Нет,– ответила она, и японял, что мы с ней подружимся.

–Ну, а меня вы тогда можете звать Сидни Картоном,– мне всегда нравился этот персонаж.

–Хорошее имя,– заметила она.– Если имена вообще могут быть хорошими или плохими.

Я кивнул и тут же сообразил, что она не может видеть мою реакцию. Поэтому мне пришлось пробормотать что-то неопределенное в знак согласия.

–Не хотите ли погулять по саду?– галантно предложил я.

–Очень мило с вашей стороны,– согласилась она и добавила не без иронии.– Как видите, я совершенно слепа.

–Да неужели?– решился я поддержать игру.– Я ине заметил.

Она взяла меня под руку, и мы направились к остекленной двери в сад. Тут с лестницы донеслись шаги, и она судорожно стиснула мою руку.

–Мисс Хейзлет,– выдохнула она.– Ой, пожалуйста!

Я понял, что она хотела сказать. Ее сиделка. Я понял, что ей не разрешали спускаться и что теперь ее ищут. Но я не мог допустить, чтобы ее вернули наверх – теперь, когда я ее нашел.

–Доверьтесь мне,– шепнул я ипотянул ее в боковой коридор. Я нашел подсобку, запустил ее внутрь, осторожно протиснулся следом за ней и тихо прикрыл дверь. Я стоял, почти касаясь ее. Я слышал ее дыхание – частое-частое. Это напомнило мне предрассветные часы во Вьетнаме: даже во сне мы с трепетом вслушивались, не приближается ли кто. Она была напугана. Я машинально прижал ее к себе, и рука ее обвилась вокруг моей талии. В первый раз за два года во мне взбурлили эмоции, как бы глупо ни было с моей стороны думать о любви. Но я ждал с ней в темной подсобке, пока во мне боролись чувства, а по коридору, крадучись, рыскала мисс Хейзлет.

Наконец (мне показалось, слишком скоро) мы услышали, как эти осторожные шаги поднялись обратно по лестнице: недовольные, чопорные шаги.

–Ушла. Что ж, пойдем, посмотрим сад,– произнес я итут же прикусил язык. Она не могла ничего видеть; впрочем, исправлять ошибку я не стал. Пусть думает, что я не воспринимаю ее недуг слишком серьезно. Так даже лучше.

Я осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Никого, если не считать старого Бауэра, который шаркал по коридору спиной к нам. Я вывел ее из подсобки, и она как ни в чем не бывало снова взяла меня под руку.

–Как мило с вашей стороны,– повторила она и легонько сжала мой бицепс.

Мы миновали высокую остекленную дверь и вышли на улицу.

В воздухе стоял пряный запах опавшей листвы, которая очень даже приятно хрустела под ногами. Еще не похолодало, но она прижималась ко мне скорее в подобии отчаяния, нежели из симпатии. Не думаю, чтобы причиной тому была ее слепота: ядаже уверен, что она при желании смогла бы перемещаться по саду без всякой посторонней помощи.

Мы шли по дорожке, изгиб которой уже спустя пару десятков шагов скрыл нас от вида из Места. По обе стороны ее высились аккуратно подстриженные зеленые изгороди. Странное дело, в это время дня здесь полагалось бы находиться садовникам или другим «гостям» этого не совсем обычного заведения, однако никто не таращился пустым взглядом на клумбы или дорожки.

Я искоса любовался ее точеным профилем. Ее подбородок мог бы показаться несколько острым и торчащим вперед, но он удачно сочетался с высокими скулами и длинными ресницами, придававшими ее лицу чуть восточные черты. Губы у нее были полные, а носик – вполне классической формы, хоть и капельку коротковатый.

У меня возникло странное ощущение того, что я ее где-то видел… нет, этого не могло быть.