–Жизнь такого рода утомляет. Вот и ей все это надоело. Надоели благотворительность, модельный бизнес, съемки в кино, мужчины… Мужчины богатые, мужчины талантливые, мужчины красивые – все, кого влекла и одновременно удерживала на расстоянии ее красота. Она искала новых ощущений… и нашла.

Я не понимал, зачем она мне все это рассказывает. К этому времени я уже точно знал, что жизнь, к которой мне хочется вернуться – это жизнь здесь, с ней. Я снова ожил, и это произошло так быстро, так плавно, что единственной причиной этому могло быть ее присутствие.

Должно быть, во времена работы манекенщицей она была неописуемо хороша. Но и сейчас она оставалась немного увядшей, но все же прелестной слепой женщиной неопределенного возраста. Белый больничный халат скрывал ее формы, но волшебная притягательность ее от этого меньше не становилась. И яжил, жил!

И любил.

Она продолжала говорить.

–Погонявшись на скоростных гидроскутерах, покантовавшись некоторое время в колонии живописцев на Огненной Земле, она вернулась вАмерику и принялась искать чего-то нового.

–И в конце концов нашла их. Людей Глаза. Религиозную секту, неимоверно замкнутую. Поклонявшуюся опыту и созерцанию. Ей показалось, она рождена для этого. Она как в омут бросилась в их ритуалы, поклонялась в предрассветные часы их многоглазому идолу – в общем, отрывалась по полной.

–Однако пути их были темны, а дела – не всегда чисты. И все же она оставалась с ними.

–А потом, как-то ночью, в час, который они называли Часом Глаза, они потребовали жертвоприношения – и выбор пал на нее.– Ее лишили глаз.

Я сидел совершенно неподвижно. Я даже не был уверен в том, что услышал то, что услышал. Безумная религиозная секта, почти сатанистская – в самом сердце Нью-Йорка? И они лишили глаз знаменитую на весь мир манекенщицу? На религиозной церемонии? Нет, поверить в такую фантастическую историю я не мог. К моему удивлению во мне вновь бурлили старые, давно забытые чувства. Я ощущал ужас, сомнение, жалость. Девушка, называвшая себя Пиреттой, да нет, самая настоящая Пиретта, вернула меня к жизни только для того, чтобы скормить мне историю, столь невероятную, что я мог единственно отмахнуться от нее как от жуткой фантазии, результата мании преследования.

И, в конце концов, разве не осталось у нее этих ясных голубых глаз?

Ну да, видеть они не могли, но сами-то никуда не делись. Как их можно было отобрать? Я сидел в замешательстве, даже в некоторой тревоге.

Неожиданно для самого себя я повернулся к ней и охватил ее руками. Не знаю, что на меня нашло: явсегда был неловок с женщинами, даже до войны, но теперь все выходило само собой, и япоцеловал ее в губы.

Ее губы чуть раздвинулись как два лепестка, и она откликнулась на мой пыл. Моя руку нащупала ее грудь.

Мы сидели так, страстно обнимаясь, несколько минут, а потом, сполна насладившись мгновением, чуть отодвинулись друг от друга, и яначал лепетать что-то насчет выздоровления, и женитьбы, и переезда из города куда-нибудь в сельские края, где я смог бы о ней заботиться…

А потом я коснулся рукой ее лица, ощупал кончиками пальцев ее точеные черты, и мизинец мой по чистой случайности прошелся по ее глазу.

Он не был влажным.

Я застыл, а уголок ее очаровательного рта изогнулся в легкой улыбке.

–Вот именно,– произнесла она и вытряхнула глаза себе на ладонь.

Я прижал руку ко рту, издав писк, какой можно услышать от крошечного зверька, которого раздавили подошвой.

И тут я заметил, что она снова держит в руке заостренную палку – острием вверх, точь-в-точь миниатюрное копье.

–Что это?– спросил я, внезапно похолодев.

–Вы не спросили, приняла ли Пиретта эту религию,– мягко напомнила она мне как недогадливому ребенку.

–Что вы хотите сказать?– пролепетал я.

–Час Глаза, разве вы еще не поняли?

И она бросилась на меня со своей палкой. Я повалился назад, но она обвилась вокруг меня змеей, и на землю мы упали вдвоем – так, что ее слепота уже ничего не значила.

–Не надо!– вскричал я, когда она занесла палку.– Я люблю вас, я хочу быть с вами, жениться на вас!

–Дурь какая,– хихикнула она.– Как я могу выйти за вас, вы же псих ненормальный.

А потом палка опустилась, иЧас Глаза настал для меня раз и навсегда.

Много лет спустя, уже в более-менее зрелом возрасте, Кристофер Кейпертон написал об этом в дневнике, который начал вести, когда ему исполнился двадцать один год. Эта запись целиком относилась к инциденту, хотя он о нем совершенно забыл.

А написал он вот что:

«Величайшая трагедия моей жизни – то, что в поисках Священного Грааля, который все называют «Истинной Любовью», я полагал себя этаким Зорро – романтичным и загадочным разбойником с большой дороги – тогда как желанные мне женщины видели во мне поросенка Порки.

Вызвавший это наблюдение напрочь забытый инцидент имел место четырнадцатью годами раньше, в1953году, когда ему исполнилось тринадцать.

На праздновании Хэллоуина, с которого сопровождающих зануд-взрослых изгнали, кто-то предложил поиграть в игру с поцелуями под названием «фонарик». Свет в комнате погасили, все разбились на пары, и одна из них, водящая, держала в руках фонарик. Если луч фонарика падал на вас в момент, когда вы целовались, фонарик переходил к вам, чтобы вы водили лучом по комнате, пока все остальные миловались в темноте.

Будучи от природы застенчивым, Кристофер вызвался водить первым. Ну, не только из-за застенчивости, а еще потому, что в пару ему, как обычно, досталась Джин Кеттнер, которая его обожала, но которая ему не нравилась ни капельки, как он ни старался себя заставить. А вдругом конце комнаты самая красивая девочка из всех, которых он видел, невероятная Брайони Кэтлинг сидела на коленях уДенни Шипли, который играл в бейсбол и был обладателем вьющихся светлых волос.

Крис Кейпертон до судорог желал Брайони Кэтлинг.

Да, еще одно правило игры гласило, что, если водящий поймает какую-либо пару «за этим делом», он (или она) могут требовать поменяться партнерами.

По причине застенчивости, по причине партнерши Джин Кеттнер, а также по причине того, что он совершенно точно знал, куда направит фонарик после нескольких минут хаотичных вспышек, за которые все парочки настолько увлекутся поцелуями, что и думать позабудут о фонарике.

Он поймал в луч Брайони иДенни Шипли и потребовал обмена. Из всех четверых, вовлеченных в этот обмен, возбуждение испытывал один Кристофер. Брайони Кэтлинг не интересовалась Кристофером Кейпертоном. Она до судорог желала Денни Шипли.

Но они поменялись, и, стоило свету погаснуть, как Кристофер изо всех сил обнял Брайони и прижался лицом к ее лицу. Поцелуй пришелся куда-то между носом и ртом.