Его лицо показалось ей решительным и мрачным, но руку он положил ей на запястье чуть ли не умоляющим жестом. «Надо бы принести сюда стул», – подумала Анна. Но Броуди не хотел ее отпускать даже на минуту, и ей пришлось сесть на кровать рядом с ним.

– В чем дело?

Он внезапно отпустил ее запястье и провел ладонью по небритому колючему подбородку, потом закинул согнутую в локте руку за голову и уставился в потолок. Несколько минут прошло в молчании. Наконец Броуди рассмеялся коротким невеселым смешком и заговорил:

– Раз уж между нами установились такие доверительные отношения, я подумал, что стоит поделиться с вами одной историей. История безобразная, но, к счастью, короткая. Сам не знаю, зачем мне понадобилось рассказывать ее вам. Но я хочу, чтобы вы выслушали.

– Я слушаю.

Анна сидела, сложив руки на коленях, выпрямив спину, строгая, как учительница. У него мелькнула мысль, что она точно упустила свое призвание. Ему было бы легче рассказывать свою историю, если бы она разрешила положить руку себе на колено. Просто положить, больше ничего. Просто ощущать ладонью теплое колено… его бы это утешило. Но об этом, разумеется, и речи быть не могло. Ведь ему вообще не разрешалось к ней прикасаться.

– Эта история началась в Бристоле четыре месяца назад. Я только что получил удостоверение помощника капитана и завербовался на шхуну к одному норвежцу. Нам предстояло отплыть в Мельбурн за шерстью. Мой новый корабль стоял под погрузкой, мы вот-вот должны были отчалить. В порту я провел неделю и ночевал в пансионе для моряков неподалеку от доков. Проводил время с одной знакомой женщиной. Ее звали Мэри Слоун.

Броуди опустил руку и прямо посмотрел на Анну.

– Мы были знакомы больше четырех лет. Я всегда разыскивал ее, когда попадал в Бристоль. Мы… были любовниками. Проводили вместе пару дней или неделю, а потом я уходил в плавание и не встречался с ней порой целый год. Я давал ей деньги, когда они у меня были, и знал, что я не один такой. Она брала деньги и у других. Можете считать ее шлюхой, но для меня она всегда была другом.

Он пристально вглядывался в нее, не позволяя ей отвести глаза. Она почувствовала, что надо как-то откликнуться.

– Я понимаю, – вот и все, что ей пришло в голову. Анна произнесла это еле слышно. И это было неправдой.

– В мою последнюю ночь перед отплытием мы пошли в кабачок и выпили несколько кружек эля. Уже по дороге домой какой-то маленький мальчик нагнал нас на улице. Он сказал, что некий «джентльмен» хочет засвидетельствовать свое почтение прекрасной мисс Слоун и пожелать удачи мистеру Броуди. Поэтому он посылает нам бутылку вина. Я сунул бутылку в карман и дал малышу пенни. Помню, как подшучивал над Мэри, говорил, что у нее завелся тайный поклонник, хотя она клялась, что не знает, кто бы это мог быть. У меня в комнате мы открыли бутылку и выпили по полстакана прямо в постели. После этого я ничего не помню до самого утра.

Анна прижала стиснутые руки к груди и опустила на них подбородок, ожидая продолжения.

– Кто-то колотил в дверь. Я еле поднялся: у меня было такое чувство, будто меня за ночь несколько раз 'протащили под килем' <Старинная жестокая казнь на море>. Оказалось, что это домохозяйка. Она начала меня бранить – что-то насчет того, что горничная уже трижды приносила завтрак – и вдруг замолчала, а потом завопила благим матом. Я обернулся и увидел Мэри: лицо у нее было белое, как простыня, а вот вся постель вокруг ее головы стала красной от крови. Горло у нее было перерезано. Рядом с ней на подушке лежала моя окровавленная бритва.

Броуди увидел, как Анна зажимает руками рот. Золотисто-карие глаза смотрели на него в ужасе поверх раскрытых пальцев. Он судорожно перевел дух, чтобы закончить свою историю.

– Винной бутылки в комнате не оказалось. В наших полупустых стаканах обнаружили остатки дешевого рома. Никто не поверил моему рассказу про мальчика да и самого мальчика так и не нашли. У Мэри не было врагов на этом свете. Оставалось только арестовать меня.

Анна уронила руки.

– А ребенок? – проговорила она с трудом. Стало быть, О’Данн не преминул сообщить ей и об этом тоже.

– Я не знаю, кто был его отцом. Мэри была уже на четвертом месяце. Я в то время находился на другом конце света.

В полной сумятице чувств, охвативших Анну в эту минуту, самым необъяснимым было неимоверное облегчение при мысли о том, что Броуди не потерял ребенка.

– Я провел в тюрьме четыре месяца и все это время спрашивал себя: почему? Из комнаты ничего не украли… черт побери, там вообще нечего было красть! Все любили Мэри, у нее была добрая душа. Я подумал, что тот, кто это сделал, метил в меня, а не в нее. Но зачем? Я не раз вступал в драку с мужчинами, особенно когда был моложе, но и тогда не смог бы назвать ни одного из них своим заклятым врагом. Они были просто пьяны, или озлоблены, или и то и другое вместе. У меня до сих пор нет никакого ответа.

Он снова взглянул на Анну, но на ее окаменевшем лице ничего нельзя было прочесть, кроме глубокой печали. Броуди опять прикрыл лицо локтем и заговорил куда-то в воздух, ни к кому не обращаясь:

– Рассказ окончен. Похоже, мне теперь не мешало бы поспать. А часика через два пусть горничная принесет чего-нибудь поесть.

Анна встала, захватила со стола таз с водой и направилась к двери. На полпути она остановилась:

– Мистер Броуди, зачем вы мне рассказали?

Услыхав такой вопрос, Броуди отнял руку от лица, но продолжал упорно смотреть в потолок.

– Чтобы вы мне поверили. – Он сглотнул. – А вы поверили?

Ответ дался ей легко.

– Да. Еще до того, как вы мне все рассказали, я знала, что вы никогда никого не убивали.

Он крепко зажмурился, потом тяжело повернулся на постели к ней лицом, помогая себе локтем.

– Вы не можете… Энни, вы даже не представляете как много это значит для меня.

У Анны остался еще один вопрос: «Вы были влюблены в нее?» Но эти слова у нее не выговаривались, а потом она испугалась, что все-таки спросит, и он ответит. Какое-то время прошло в молчании. Наконец ей чудом удалось преодолеть притяжение его взгляда и выбраться из комнаты.

* * *

– Эйдин, ну долго еще?

– Я почти закончил.

– То же самое вы говорили пять минут назад.

– Вы меня все время отрываете, я не могу сосредоточиться.

Это заставило ее умолкнуть. Анна исподтишка бросила взгляд на Броуди, спрашивая себя, как ему удается сохранять спокойствие. По крайней мере внешнее. Его судьба зависела от телеграммы, которую Эйдин расшифровывал с такой невыносимой медлительностью. Когда же он наконец закончит? Насколько ей помнилось, составление тайного послания, которое они сами отправили два дня назад, заняло чуть ли не вдвое меньше времени. Анна даже помогала его зашифровывать, читая вслух буквы, которые полагалось заменить, с листа, врученного Эйдину мистером Дитцем перед отплытием из Англии.