Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда они уже поели и Алису уложили спать, Женя налила ему вторую «разговорную» чашку.
– Ну а теперь, жилец, рассказывай. Так ты за ночлег платишь?
Эркин поднял на неё смеющиеся глаза.
– Значит так. Вся мужская работа по дому. Там дрова, вода, починка и всё такое. Это раз, – Женя кивнула и стала загибать пальцы. – Мне готовят, но продукты для себя я приношу. И, – он вдруг сообразил, – если нет, то плачу за еду тоже. Это два. За стирку я плачу, это три. И за ночлег плачу, это четыре.
– Три, – перебила его Женя. – Стирка, бельё постельное и ночлег вместе считаются. И где ты такую обдираловку нашёл?
Эркин поперхнулся чаем.
– Это как?
– А вот так. За постель на полу у всех под ногами, да ещё платишь за всё… Чистая обдираловка. Это что, этот парень так снимает?
– Снимал, – уточнил Эркин. – Говорит, к его хозяйке муж вернулся, и ему отказали.
– Ну, ясно, – засмеялась Женя. – Только если он даже с хозяйкой в одной койке спал, всё равно обдираловка.
Эркин покраснел.
– А что, так обязательно? – глухо спросил он.
– Да нет, – пожала плечами Женя. – Но когда и то, и то, и то… И работает он по дому, и все деньги, получается, что зарабатывает, отдаёт, и стирают ему, и готовят… это уже по-семейному. Слишком много для жильца, Эркин.
– А как же тогда? – растерянно спросил он.
– Попробую разузнать потихоньку. – Женя весело улыбнулась. – Жилец – это, конечно, хорошо придумано. Это ты молодец. Жильё за работу тоже неплохо. Но и тут подумать надо.
Эркин устало кивнул.
– Парень этот… Ты давно его знаешь?
– Сегодня сам подошёл. Ну, так бывает, – стал он объяснять. – Когда работы много, подваливают. Мы когда пилили, другие тоже заглядывали. Это-то понятно. Но он ведь белый.
– А белый есть не хочет?
– Да нет, – Эркин досадливо мотнул головой, не зная, как объяснить, – странный он. Да, что за имя такое: Андрей? – с трудом выговорил он.
– Русское имя, – сразу ответила Женя. – По-английски Эндрю или Андре.
– Так, выходит, он русский?! – обрадовался Эркин.
И Женя улыбнулась его радости.
Как всегда, Эркин проснулся на рассвете. Он уже так знал всё в комнате и кухне, что мог бы двигаться с закрытыми глазами. Иногда он и досыпал на ходу, окончательно просыпаясь только на улице. Вода, дрова – всё столь привычно, что можно не просыпаться из-за таких пустяков. И сегодня в том же полусне он переделал все утренние дела. Но ни разу ему не удавалось не разбудить Женю. И когда он возвращался с первыми вёдрами воды, она уже хлопотала у плиты.
– Я бужу тебя? – однажды спросил он.
– Нет, я и раньше так вставала, – ответила Женя и улыбнулась. – Сейчас даже чуть больше могу поспать.
И так же как-то само собой получалось, что каждый вечер он успевал постелить себе и лечь спать, а она ещё возилась по хозяйству и ложилась уже в темноте. Иногда он засыпал, не дождавшись этого. А иногда слышал, как она осторожно проходит по комнате, и всякий раз обещал себе, что завтра постелет по ту сторону стола, у окон, чтобы ей не обходить его, но всякий раз, когда наступал вечер, укладывался у печки, хотя уже наступило тепло, и Женя топила только плиту. И иногда он слышал, как Женя останавливалась у его изголовья, и чувствовал на себе её взгляд. И замирал, ожидая её слов и боясь этого зова. Но Женя уходила, и он засыпал. От дневной работы ломило спину и ноги, ныло всё ещё не зажившее плечо. Но эта боль не мешала спать. И сны не тревожили его.
Это утро было прохладным, но солнечным. И когда Эркин дошёл до рынка, утренний холодок был даже приятен. На рынке ещё пусто, только у полуобгоревшего барака рабского торга толпились. Но там всегда по утрам собирались ватаги и одиночки, а кое-кто и ночевал тут же. Здесь узнавались все новости и прописывались новички. И сегодня, похоже, ещё подвалило… Скоро работы точно на всех не хватит. Хотя… всем жрать охота…
Над плотной толпой стояло такое же плотное облако ругани. Похоже… похоже заминка с пропиской у кого-то. Эркин полез в толпу из чистого любопытства, отругиваясь и отмахиваясь от наседавших. И увидел.
В центре ругающегося плюющегося круга стоял Андрей. Куртка распахнута, сжатые кулаки оттопыривают карманы, светлые брови кажутся совсем белыми на багровом от напряжения лице. Ни одного ругательства он не оставлял без ответа, и ответы заставляли многих ёжиться, а кое-кто на иные обороты восхищённо крутил головой. Но все – и Эркин это понял сразу – все были против Андрея. А вперёд уже проталкивались Нолл, Айк, вон Стемп, вон и шакалы подбираются. Сейчас достанут ножи… А что будет дальше, Эркин уже знал. Было уже, когда в рослом голубоглазом мулате кто-то опознал стукача. И прописка кончилась изрезанным вспоротым трупом, которого уже никто не сможет опознать. И ещё двоих так же, но там он подошёл к концу и не знал из-за чего их так… Есть! Айк прыгнул первым, но Андрей отбил удар, отшвырнув противника в толпу. И что-то, что было сильнее его, бросило Эркина вперёд. Он сам не понял, как это случилось, но он уже стоял спина к спине с Андреем с ножом в руке и кричал.
– Ну?! Кто первый?
К нему подсунулся кто-то из шакалов, Эркин отбросил его ударом ноги.
– Меченый! – крикнул кто-то. – Уйди!
– Уйди! Он белый! – кричали из толпы.
Но первый запал прошёл, а второго могло и не быть. Уже слышались другие голоса, неприязненные, но не драчливые. Эркин перевёл дыхание и спрятал нож. И почувствовал, что Андрей сделал это же. Круг стал теснее, но ругань поугасла. И уже не смерти требовали, а ухода. Пусть белый убирается, а то…
Андрей стоял спокойно, да и по лицам стоящих вокруг Эркин понял, что начинается торг, а в это он уже не вмешивается. Он отошёл и встал в общий круг. Их глаза встретились, и Андрей еле заметно кивнул ему, благодаря за помощь. Круг постепенно успокаивался, и торг закончился тем, что с Белёсого возьмут две пачки сигарет и полную, непочатую, бутылку. Дорого, но пусть за белизну платит. И к ватагам пусть не подваливает. Нет, когда все, тогда другое дело, подвалить всякий может, но в ватагу не возьмём, пусть его, сам по себе, у него вон напарник есть.
Андрей вытащил из кармана пачку сигарет и деньги на вторую пачку и бутылку. Кого-то из крутившихся