Мотаю головой и высвобождаюсь из ее захвата.

– Да какую правду? Я сегодня ее уже в тысячный раз рассказываю… – флегматично заявляю я, задавив в зародыше жалость, и торжественно смотрю в серые настороженные глаза за запотевшими линзами очков. – Я разговаривала с Егором Лебедевым, а Саша как бешеный прискакал и начал его бить.

В шоке бабушка опускается на свободный табурет и бледнеет.

– Как ты могла разговаривать с ним?

– А почему нет? Он что, не человек? – Хочется сбежать и спрятаться, но я пересиливаю себя и наблюдаю за реакцией бабушки.

– Нет! – взрывается она. – После всего, что он сделал…

– А что он сделал? – допытываюсь, и бабушка поджимает губы.

– Ты это нарочно… – бубнит она себе под нос, снимает очки и старательно протирает стекла уголком шарфа. – Никогда не думала, что с тобой будет настолько тяжело. Соня такой не была…

– Ну так я – не она, – замечаю между делом и откровенно наглею: – А Егор классный.

Я тут же становлюсь свидетелем шоу со скачком давления – смиренно приношу тонометр и таблетку, наливаю воду в стакан, ухожу в комнату и, схватив ноутбук, валюсь на кровать.

Самый ужасный день в моей жизни сменяется полным неизвестности вечером и черной густой ночью, наполненной навязчивыми, дурными снами.

Впервые за долгое время звонок Егора не прерывает их.

* * *

В окнах жилого дома напротив мигают разноцветные гирлянды, в двойных стеклах, отделяющих кабинет от унылой улицы, отражаются дрожащие огни длинных розоватых ламп – утренние сумерки рассеиваются, звенит звонок на урок.

От чудовищного недосыпа мутит и знобит, но на душе радость и покой – место Егора пустует, а Саша и его дружки выгружают на парты учебники. Довольная улыбка Чеширского кота и задорное подмигивание долетают до меня с соседнего ряда – Королев пребывает в прекрасном расположении духа.

Раскрыв тетрадку, старательно переписываю в нее задачу по химии и думаю над решением, не обращая внимания на скрип двери и легкий ветерок, промчавшийся по классу.

Реагирую лишь на вопрос учительницы: «Лебедев, что с вами?» – поднимаю голову, и в глазах темнеет.

Он все же пришел…

– Упал, – пожимает плечами Егор и проходит к своей парте.

Я вижу кошмарные синяки, ссадины и свежую кровь под распухшим носом и накрываю ладонью рот, чтобы не закричать.

Весь день Егор, низко склонившись над партой, что-то выводит на вырванном листке или, уронив голову на руки, спит, не давая никому возможности пялиться на его разбитое лицо.

– Урод… маньяк поехавший! Извращенец! Псих! – шипят со всех сторон, но он не реагирует на издевательства.

А Саша смотрит на меня как-то чересчур задушевно и задумчиво…

Поморщившись и моргнув зудящими от слез глазами, корявым, невнятным почерком пишу решение, и догадка – простая и очевидная – заставляет вздрогнуть.

Если бы Егор не пришел, на пустыре могла оказаться я…

Но я прошла проверку Королева на вшивость и снова вхожу в круг доверенных лиц.

Я в безопасности только потому, что Егор опять подставился.

– Говорят, это Саша постарался! – делится соображениями Алена и картинно вздыхает. – Слава богу, он наказал этого маньяка! Не верю, что ты по доброй воле могла оказаться наедине с Уродом…

Хочется врезать ей, но я из последних сил терплю.

* * *

После занятий Егор вешает на плечо рюкзак, спускается по общей лестнице, забирает пальто и демонстративно идет к основному выходу.

Стоя в уголке, Полина из девятого долго смотрит ему вслед и беззвучно плачет…

Беспомощно сжимаю кулаки и делаю шаг в иррациональном порыве догнать его, молча взять за руку и гордо пройти рядом, пока вокруг рушится весь гребаный мир, но замечаю, что Саша и его штурмовики переглядываются и, попрятав телефоны и застегнув молнии, одновременно срываются с подоконника.

На ходу придумывая повод, я преграждаю им путь.

– Саш, подожди! – Дергаю рукав куртки и заглядываю в обманчиво безмятежное лицо. – Надо поговорить. О том, что ты мне предлагал… Ну, помнишь?

Темные брови удивленно взлетают вверх, остекленевший взгляд становится осмысленным, насмешливым, пристальным и сальным.

– Помню, – кивает Саша и, потоптавшись, дает отмашку Сене и Тимуру. – Отбой на сегодня. Домой валите.

На самом деле нет у меня никакого плана – просто хочу, чтобы Егор без происшествий добрался до дома. Моя семья, мои друзья, мое окружение и мой не знающий пределов эгоизм принесли ему столько горя, что мне никогда не искупить вину. Я всю жизнь буду помнить его разбитое лицо, взгляд усталых темных глаз, светлую, как солнце, улыбку и слезы одинокой девочки Полины, которую он так старается защитить.

Отчаянная, обжигающая ясность встает в полный рост: мы не продержимся даже до возвращения Воробья. У нас слишком мало сил для того, чтобы противостоять этому миру. Я не смогу каждый раз отвлекать Сашу, а Егор, из раза в раз намеренно попадаясь его банде, просто погибнет из-за меня.

Он был тысячу раз прав, отталкивая от себя людей.

Я почти сломала жизнь своему парню – его мечта вот-вот станет неосуществимой, ведь жители городка лишний раз убедились, что «яблоко от яблони недалеко падает», что Лебедев-младший – тоже маньяк, и это окончательно развязало Саше руки. Все вышло из-под контроля. Что теперь я могу предпринять? Перестать есть? Капризно разбить светильник? Молча наблюдать, как Егора убивают, и вместе со всеми делать вид, что ничего не происходит? А потом просто свалить к маме в Город и жить-поживать, прятать глаза, вздыхать, плакать по ночам о несбывшемся и притворяться, что ни при чем?..

* * *

Вьюга сменилась сопливой оттепелью, в лицо дует ветер, оставляя на щеках влажный след, ставший рыхлым снег налипает на подошвы и превращает каждый шаг в борьбу с гравитацией.

Но притихший городок все равно ждет зимней сказки, никакая слякоть не может помешать надвигающемуся торжеству – в витринах и окнах домов моргают гирляндами елки, из проезжающих автомобилей раздаются новогодние песни, нарядная женщина, пробегающая мимо, наверняка спешит на корпоратив.

Саша, высокий, широкоплечий, сногсшибательный и странно тихий, идет рядом со мной по поплывшему тротуару.

Еще какой-то год назад в этот день мы украшали у него дома пушистую, пахнущую лесом ель, и причастность к запретному празднику, его сияющие глаза и улыбка вызывали в груди томление первой влюбленности. Он был для меня единственным другом, защитником, проводником в большой мир, куда не отпускают маленьких девочек. Если бы бабушка знала, сколько помоек, перелесков и оврагов мы исследовали, пришла бы в ужас… Мое будущее было завязано на нем.