Он предпринял несколько попыток разогреть нитроглицерин, но все вышло в точности так же, как в мастерской у Зинина. Первая партия маслянистой жидкости, достигшая нужной температуры, взрывалась, но только она. Остальное разлеталось по ветру без особого эффекта. А что, если залить нитроглицерин в закупоренную стеклянную бутылку?

В июне 1863 года Альфред решил провести эксперимент на новом заводском участке Людвига на другом берегу Большой Невки, как раз напротив их бывшего дома. Роберт тоже находился с семьей в городе, так что Альфред попросил его и Людвига пойти с ним. Они выбрали канаву на краю участка, чтобы иметь возможность протестировать новую идею Альфреда под водой. Альфред заполнил стеклянную трубку нитроглицерином и закрыл пробкой. Затем поместил стеклянную трубку в оловянный сосуд, заполненный порохом. В порох он заложил бикфордов шнур, выведя конец наружу, и запечатал сосуд.

Затем Альфред поджег запал и опустил сосуд в канаву.

От взрыва затряслась земля. Из канавы поднялся столб воды. Братья поняли, что Альфреду удалось решить проблему. Он использовал одно взрывчатое вещество – порох, чтобы детонировать другое, трудно управляемый нитроглицерин. Такое решение уже можно было показывать Тотлебену.

Однако генерал сам связался с ним. В конце июня Альфред получил известие, что русское правительство не нуждается в его помощи. У них уже есть более мощный порох для подводных мин. Вещество называется «нитроглицерин».

Альфред почувствовал, что его обошли. Ведь он получил заказ и устные гарантии вознаграждения в тысячу рублей. Ему очень хотелось дать понять, что он ожидает оплаты, а также указать на многочисленные проблемы с нитроглицерином, которые он выявил в ходе своих экспериментов. Альфред начал писать письмо приближенному генерала Тотлебена. В сложившейся ситуации тон письма получился слегка обиженный. Он счел, что не стоит предлагать российскому правительству то решение, которое ему удалось найти. Но если дела у них зайдут в тупик, то они всегда могут снова обратиться к нему. Обещанное же вознаграждение по праву причитается ему уже сейчас.

Письмо он подписал «Покорный слуга Вашего Превосходительства А. Нобель»32.

* * *

Между тем в Стокгольме Иммануил Нобель, как всегда, уже мчался дальше. В письме Альфреду, датированном началом июля, он выказывает ту же жажду сенсации, как и в прошлый раз. Иммануил и Эмиль продолжили свои эксперименты в Хеленеборге, и теперь им удалось получить «стрелковый порох» для ружей и пушек. Иммануил утверждал, что новое вещество вдвойне мощнее старого. К тому же оно не пачкает ружья – или, по крайней мере, пачкает куда меньше, чем обычный порох. Торжествующий Иммануил пишет, что российское правительство должно быть готово «выложить кругленькую сумму» за это изобретение, которое повысит мощность сотен тысяч уже существующих ружей русской армии.

Отец сообщил Альфреду несколько срочных вестей. Им надо действовать быстро и потому разделить работу. Иммануил намеревался командировать Роберта для продажи нового пороха российскому правительству. Что же касается Альфреда, Иммануил надеялся, что сын «как можно скорее» вернется в Швецию, чтобы помочь своему старому отцу «вести дела здесь и за рубежом». Уже в середине июля в Стокгольме планировалось провести целый ряд важных экспериментов.

Иммануил также поделился с Альфредом радостной новостью: майор Антон Людвиг Фанейельм назначен членом экспертной комиссии по подводным минам. Это был тот самый Фанейельм, который впервые продемонстрировал в Швеции телеграф и когда-то выкупил фабрику резиновых изделий Иммануила. В настоящий момент майор в отъезде, но вскоре вернется, и тогда дела пойдут в гору, заверял Иммануил.

И в конце письма, как вишенка на торте: через свои связи Иммануил получил сведения, что шведский король в ближайшее время наградит его 6000 риксдалеров за его изобретения. Иммануил спешил заверить сына, что скоро все в их жизни наладится33.

Легко предположить, что Альфред прочел письмо с некоторой долей скепсиса. Однако 6000 риксдалеров – большая сумма (равная примерно 400 000 крон на сегодняшний день), и спорить с отцом он не стал. В понедельник 13 июля 1863 года он снова сошел на берег в Стокгольме34.

Шведская столица встретила его бурным кипением жизни. На Кунгсхольмене Каролинский институт проводил большую скандинавскую встречу естествоиспытателей, на которую съехались более 300 ученых из Швеции, Дании, Финляндии и Норвегии. Главными пунктами программы в тот понедельник были дискуссия о метрической системе мер, которую начали вводить в некоторых странах, а также доклад об образовании льда в море, который, как считалось, проливал новый свет на возникновение айсбергов.

Стоял пасмурный и безветренный, но относительно прохладный летний день. Альфред Нобель сел на пароход от Риддархольмена до Хеленеборга и вселился в квартиру родителей. Он зарегистрировался как путешественник, проживающий в Санкт-Петербурге и прибывший на время.

На этот раз ему придется возвратиться не скоро. Не знаю, насколько сам он осознавал это в тот июльский день, но в скором времени произошло так много событий, что стало ясно: 30-летний Альфред Нобель покинул Санкт-Петербург и Россию навсегда35.

Хеленеборг был одним из многочисленных пригородов Стокгольма. Когда-то он строился как дачный поселок для состоятельной элиты столицы, небольшой зеленый островок для семей, которые могли позволить себе отдых от городской толкотни и вони. С годами дачное настроение улетучилось, один за другим строились заводы. Теперь и менее состоятельные горожане могли за приемлемую цену снять жилье в пригороде.

В распоряжении Иммануила и Андриетты был весь первый этаж главного здания Хеленеборга. Сюда и въехал теперь Альфред. Двухэтажный каменный дом, напоминавший усадьбу, выходил окнами на Лонгхольмен. Между флигелями покрытые зеленью террасы уступами спускались к заливу, а на прекрасных просторах вокруг выращивали фрукты и овощи. У подножия склона стояли два фахверковых дома, а также несколько других хозяйственных построек и сараев.

Владел усадьбой богатый торговец Вильхельм Бюрместер. Тремя годами ранее он купил Хеленеборг после смерти промышленника, державшего ткацкую фабрику. Прежде на этом месте сажали табак и производили трубки1. Теперь фабричная традиция продолжилась благодаря семье Нобель.

Практически с первого дня Иммануил и Альфред занялись экспериментами с порохом. Из соображений безопасности они работали на открытом воздухе, возле хозяйственных построек у воды, выстроив высокий забор, отделявший территорию работ от других жилых домов в округе. За этим забором они и начали производство нитроглицерина. Иммануил и Альфред следовали рецепту Собреро: смешивали серную кислоту с азотной и медленно добавляли глицерин, который они брали из отходов стеариновой фабрики на Лильехольмене.

Со временем, когда производство расширилось, и потребовались склад и лаборатория, Бюрместер сдал Нобелям несколько сараев и один из фахверковых домов. Иммануил заверил арендодателя, что простые химические опыты, которыми они намерены там заниматься, «не связаны ни с малейшей опасностью» для живущих вокруг. Поэтому Бюрместер не увидел оснований получать специальное разрешение. Он даже не озаботился тем, чтобы изменить свою противопожарную страховку2.