– Может, она о тебе беспокоилась? – робко вставила я свой вопрос, не желая перебивать Эрика.

– Кто? Матушка?! – эльтониец зло расхохотался. – Я тебя умоляю, Анестэйша, не будь такой наивной. Уж от кого-кого, а от тебя не ожидал. Вложением я её был, финансовым вложением и гарантией обеспеченной старости. Мне было запрещено пользоваться даже аэросёрфом, потому что он, якобы, может причинить вред моему здоровью. Я даже нашёл у неё в компьютере как-то планы на моё будущее. Поверь, официально продать меня государству на бесконечные анализы и опыты – самое безобидное, что меня ждало по достижении совершеннолетия.

– Но как же… Ты же гражданин… – я приставила руки к губам, охнув от осознания, какой участи избежал Эрик. Вот это да…

– В нашем законодательстве нет понятия гражданина, – на этих словах голос Вейсса стал каким-то особенно весёлым. Я бы даже сказала по-злому весёлым. – Представляешь, гражданки есть, а гражданина нет. У эльтониек рождаются только девочки. В очень редких случаях, когда всё же на свет появляются мальчики, они настолько похожи на своих биологических отцов, что эльтонийки отсылают их с первым же транспортником, а то и вовсе капсулой донору спермы.

И столько желчи и неприкрытого цинизма прозвучало в последнем словосочетании, что я прикусила губу.

– Ты поэтому стал адвокатом? Уже тогда искал выход из сложившейся ситуации?

Эрик кивнул и отпил ещё немного вина.

– Однажды меня заметил октопотроид, прилетевший в составе дипломатической делегации на планету, и предложил участие в гонках на М-14. Ну и, разумеется, кредиты. Мне тогда было восемнадцать. Я не думал даже и пяти секунд, согласился сразу же, когда узнал о ставках на гонщиков. По моим прикидкам, за три года до моего совершеннолетия я должен был скопить достаточную сумму кредитов, чтобы купить свой собственный корабль и смотаться с Эльтона. С того самого дня я каждые выходные под тем или иным предлогом отпрашивался у матери и рвал когти на М-14.

Вейсс прикрыл веки и впервые за весь рассказ о своём прошлом искренне улыбнулся. Похоже, гонки ему действительно нравились. С другой стороны, неудивительно, если вспомнить наше приземление на Меклис.

– А потом со мной случилась Элиза. Она была полукровкой – наполовину эльтонийка, наполовину миттарка. Впервые я встретился с ней как раз на гонках. Как сейчас помню тот день. Я тогда знатно пободался с пятым номером за первое место, особенно в последнем туннеле. Когда весь в пыли и ссадинах, прихрамывая, подошёл к организатору гонок за своим выигрышем, Лиз бросилась ко мне, чтобы обработать раны. На мне был надет непрозрачный шлем, так что определить сходу, к какой расе я отношусь, она не могла. И столько участия и переживания было, когда она обрабатывала мой глубокий порез на руке от каркаса аэрокара, что я впервые ощутил, какого это, когда интересуются тобой и твоим здоровьем не ради собственной выгоды, не потому что ты «единственный в своём роде», а просто так.

Вот теперь уже и мне стало грустно. Отчасти я прекрасно понимала Эрика. Почему-то в мыслях возник образ довольного вихрастого Рика, который заботливо отряхивает мою юбку и кофту после того, как мы перелезли забор на городскую свалку. Вот уже кто действительно заботился обо мне и помогал просто так, а не ради каких-то отцовских денег или влияния нашей семьи на Захране. Сейчас, учась в Академии Космического Флота, после того, как вскрылось, что я не Станислав Радонежский, а Анестэйша Радосская, дочь мультимиллиардера, отношение ко мне таноржцев со всех направлений, да и некоторых представителей других рас, радикально изменилось.

– Как бы то ни было, но за несколько месяцев до моего совершеннолетия я скопил необходимую сумму кредитов и даже приобрёл корабль. Обратился к октопотроидам со словами, что хочу завязать. Как бы мне ни нравились гонки, но с каждым заездом они становились всё опаснее и опаснее. Я всецело отдавал себе в этом отчёт. Пилоты стали куда более опытными, их аэрокары существенно более оснащёнными, а ещё участились случаи сейсмической активности на планете. Регулярно добрая четверть, а то и треть гонщиков не взлетала с поверхности М-14, не успев увернуться от пирокластического потока или погребённая под обломками очередного упавшего туннеля.

– И тебе, разумеется, не дали завязать, – я произнесла это предложение утвердительно, а не вопросительно.

Эрик кивнул и потянулся к бутылке, чтобы налить ещё один бокал.

– Эти мрази выяснили про Элизу. Они угрожали её жизни… Не впрямую, конечно, но соответствующие намёки делали. Требовали, чтобы я продолжал участвовать в гонках. Я и продолжал… только приходил последним. Это окончательно взбеленило октопотроидов. Они выкрали Элизу и пригласили меня на якобы «последний» разговор. Поняли, что моё участие им прибыли больше не приносит, а потому решили использовать меня по-другому. Как оказалось, аэрогонки являлись лишь частью бизнеса октопотроидов. Верхушкой целого гигантского айсберга. Основной доход им приносили нелегальные курьеры из числа лучших пилотов гонок. Курьеры никогда не знают, что везут, просто выполняют задание, уходят от Межгалактической Полиции и получают свою премию. Эти уроды сказали, что от меня требуется перевести груз, и тогда они позволят мне завязать. Элиза же будет находиться у них до тех пор, пока я не выполню свою работу, – было видно, что даже сейчас, спустя столько лет, Эрик всё равно переживает, рассказывая эту историю.

На это раз уже я встала со стула, прошлась до искусственного камина и достала ещё одну бутылку алкоголя из секретного минибара.

– Элиза была страшно напугана, умоляла меня не покидать её. Разумеется, я понимал, что с мафией шутки плохи. В итоге я гнал, как мог, сбросил хвост, который должен был меня сопровождать, а затем вернулся на корабль, где держали Лиз. Как раз тогда, когда прогремел взрыв… Меня оглушило. Что было дальше – помню смутно. Пришёл в себя уже в магнитных наручниках в тюремной камере, когда вовсю надо мной шёл судебный процесс. Меня нашли рядом с шаттлом, чей трюм был до завязки полон синтетической наркотой. На тот момент мне было всё равно, что решит суд, ведь, как я думал, Элиза умерла из-за моего промедления.

Эрик помолчал ещё некоторое время, а затем стукнул кулаком по столешнице с такой силой, что вино в моём бокале расплескалось. Я вздохнула.

– Представь мои чувства, когда Лиз, которую я уже мысленно похоронил, зашла в зал суда. Бледная, заплаканная, но с высоко поднятой головой. Я был настолько счастлив, что ей удалось спастись, что её свидетельские показания не сразу до меня дошли. Она, та, ради кого я рисковал жизнью и был готов отдать свою, переиначила абсолютно всё! Эта стерва заявила, будто это я приволок её на швархов корабль октопотроидов! Оставил на развлечение этим уродам, а сам поехал приторговывать наркотиками! И да, шварх меня раздери! Она это сделала под таноржским детектором лжи! – Эрик уже не говорил, он кричал.

Я потрясённо уставилась на эльтонийца, не веря своим ушам.

– Как итог – ты знаешь, – он уставился в свой бокал, а затем махом опрокинул в себя остатки. – Я нашёл лазейку в законе, что к военным лицам не применимы наказания для гражданских. Выпросил коммуникатор у сокамерника, связался с Космическим Флотом, предложил себя в качестве единственного чистокровного эльтонийца в галактике. Меня взяли.