Кайл поставил на колени одного из солдат и заживо сдирал кожу с его лица. Когти заходили глубоко вплоть, проникая до самых костей. Скальп получался обрывистым, края рваные и неаккуратные. Он даже не удосужился снимать кожу полностью, оставляя висеть её на верхнем участке лба, словно чёлку.

Хоть я ничего и не слышал, но запахи отчётливо вкушал. Кровь, пот, результаты неконтролируемых и контролируемых испражнений. Содержимое желудков и потрохов. Обстановка напоминала результаты самых страшных кошмаров сумасшедших. Кровью были усеяны почти все поверхности. Раненные лежали вперемешку с трупами. Живые отличались от мёртвых только дёрганьями и шевелениями, от чего поверхность пола напоминала банку с личинками, которые начинали мерзко копошиться при тряске.

От этой удивительно уродливой и отвратительной картины меня вырвало. Конечно, сказалась ещё и контузия, но большее давление на желудок оказали запахи и дикий вид происходящего.

Я с трудом ввалился в помещение, устланное трупами и умирающими. Кайл добивал оставшихся стоять на ногах солдат, вбивая лезвие колуна в их черепа прямо вместе с шлемами, которые вминались вглубь раны. Эмбер вспарывала глотки раненным, уползающим солдатам. Из меня самого хлестала кровь. Я поздно это заметил. Я попытался найти свободное место, чтобы сесть и перевязать раны, но вскоре плюнул и плюхнулся прямо на очередной ещё тёплый труп. Я начал неуклюже перевязывать имеющиеся раны, но из-за контузии и потери крови делал это просто отвратительно. Одним глазом заметив, что труп солдата, на котором я сидел, неожиданно «ожил» и потянулся к рукояти кинжала, я взглянул ему прямо в глаза и отрицательно покачал головой, дав понять, что не стоит этого делать. Вопреки моим ожиданиям, «труп» продолжил и резко схватился за рукоять кинжала, но мой палец оказался быстрее. Заранее призванный пистоль сделал своё дело. Пуля прошла через рёбра прямо в верхнюю челюсть, раздробив лицо, которое приняло после ранение форму сморщенного протухшего овоща. А послушал бы меня, остался бы жив.

Кайл разобрался с остатками солдат и теперь ленно брёл куда-то в сторону. Он не выбирал места, куда мог поставить лапу, а шёл прямо по трупам. Наступая на ещё живых людей, проявлялись их последние трепыхания, когда зверолюд своей огромной массой продавливал им грудины или черепа.

Эмбер собирала застрявшие арбалетные болты из трупов, абсолютно неаккуратно вынимая их. Некоторые из болтов застряли настолько крепко, что вместо со снарядом остроухая и приподнимала труп или ещё живого солдата, причиняя неописуемую боль. Тогда она помогала себе ногой, упершись в тело противника. А если и это не помогало, то вход шёл кинжал, который отрезал куски плоти, препятствующие извлечению болта.

Кайл начал тащить огромную приставную лестницу, оставляя изувеченные трупы позади. Раскидав лапами пару мертвецов на полу, зверолюд упёр лестницу о потолочный ограничитель в виде двух крюков.

Я опустил голову и начал вглядываться в лицо молодого пацана, у которого было отсечено ухо, а вместе с ним и часть щеки с костью скулы. Он лежит, открыв рот, и старательно вдыхая воздух. Глаза смотрят в одну точку, словно окаменели. Голубые глаза. Они кажутся очень яркими, особенно на фоне багровой крови.

«Надо валить быстрее от сюда, пока не прибежала подмога. Благо, что все основные силы стянуты к обороне» — подумал я про себя.

Окровавленный сапог врезался в лицо раненому солдату. Эмбер приблизилась ко мне и помогла встать. Мы пошли до лестницы и миновали то место, где на меня свалилось двое солдат. Выстрел пушки снёс их с меня, разметав их ошмётки по дальней стене. Ядро прибило какого-то случайного солдата к стене, вмяв его тело вместе с доспехом внутрь.

Мы поднялись по лестнице, оставляя этот багровый ад позади. Напоследок я призвал немного пороха с пустой мешочек, сорванный с трупа и поджёг фитиль. Кайл выбросил бомбу и закрыл люк. Мы ползли к выходу, а под нами задрожал пол.

Глава 23

— Святой Орион! — воскликнул Теве-Хай, описав в воздухе перевёрнутый треугольник. — Где Вас носило?

Всё это я, конечно же, не слышал, а лишь предположил. Глухота никуда не делась, пока мы выходили из злосчастного тоннеля. Полагаю, что Теве-Хай выругался гораздо крепче, когда увидел нас.

В захваченном внутреннем дворе уже собрались основные войска, закончившие зачистку штурмовой группы противника на вылазке. Ряды союзников ужались, потеряв значительную часть. Не трудно представить, что случилось бы, если мы не сумели опустить подъёмный мост и не уничтожили основные бастионы.

К нам по очереди подходили какие-то люди, с ними разговаривали Эмбер и Кайл. Иногда они поглядывали в мою сторону с вопросительным лицом, но остроухая просто качала головой, показывая на уши.

Я пока присел на один из каменных обломков, пытаясь переварить всё то, что случилось с нами в этом туннеле. Сколько людей мы убили? Тридцать? Сорок? Я видел, как внутренности разлетаются по стенам, а стонущие люди умоляли не убивать их. Кто-то пытался собрать свои кишки обратно, а кто-то пытался заткнуть глубокую рану, которая уже была смертельной. Я уничтожал людей, оставляя от них только кровавые ошмётки и потроха, выстрелом из пушки почти в упор. Других хладнокровно расстреливал из пистолей в спины, не оставляя шансы на выживание.

Кровь капала из моих ран на пыльную землю, превращаясь в небольшую лужицу, которая с каждой минутой разрасталась всё больше и больше, пока не превратилась в багровое овальной зеркало. В отражении я увидел зверя. Безумного зверя, готового на любые зверства, лишь бы выжить и достичь своей цели. Зверя, который скинул оковы. Зверя, у которого больше не было никаких запретов, никаких табу, никаких жестов доброй воли. Нет пощады. Нет милосердия. Нет совести и сострадания. А самое страшное в этом звере было то, что он с лёгкостью принимал это. Не было ни осуждений, ни стыда. Желание жить и выбраться в свой родной мир полностью превалировало над человечностью. Да будет так.

Через минут десять кровавое зеркало «лопнуло» под натиском чьей-то стопы. Я устало поднял глаза вверх и увидел фигуру Люфуса Смурда, затмевающую вялое вечереющее солнце. Он заботливо положил руку на моё плечо, от чего я почувствовал необычайно приятную заботу и теплоту, словно обнялся с давно погибшими отцом и матерью после долгой разлуки.

Приятное чувство теплоты полностью овладело мной. Усталость куда-то сгинула, скрылась в потоке заботы. Раны перестают болеть, вместо них появилось щекочущее чувство, словно под затянувшейся коростой рану необходимо срочно почесать. Вскоре куда-то испарился и омерзительный визг в ушах, причинявший ноющую острую боль. Сначала уши словно наполнились водой, а затем очистились. Окружающие