Баялунь новая жена не по нраву. Сторожился. Охрана была хорошая. Да и нянька возле девочки неспроста такая боевая оказалась. Это и спасло. Меня хан спросил, часто ли орлы на людей нападают и можно ли их этому научить.

– У нас в деревне рассказывали, как филин ребенка утащил, – встрял Илгизар.

– Слушай больше! – отмахнулся Туртас. – Я таких историй на своем веку столько наслушался. По всему свету. Байки все это. Сам я с орлами почти не охотился, но что они на людей нападают, не верю. Человек – слишком сильный зверь, а добычу еще унести нужно, да и на земле ее могут отбить. Орел нападает, потому что хочет есть. Человеческая лютость и коварство ему чужды. – Помолчав, он заговорил совсем другим голосом. Злым и чужим. – А вот лютость и коварство человека не знают предела. Приучить беркута нападать на маленьких детей можно. Нужно только долго и упорно его натаскивать на эту дичь.

– Ты так и сказал Тохте?

– Так и сказал. Сказал, что думаю. Кто-то натаскал беркута на маленьких детей и выпустил его совсем рядом с шатром. Выпустишь подальше, да еще над переполненным людьми лагерем, – можно ведь и промахнуться.

– Ну и чем кончилось?

– Ничем. Где искать этого орла? Небо не оставляет следов. Да и, скорее всего, хозяева в тот же миг, как он вернулся с этой охоты, сожгли его в ближайшем костре. Чтобы и костей не осталось. Кроме того, Тохта мог мне и не поверить. Он же знал, что его молодая жена моя землячка. Да еще с моей сестрой дружна. Стрела-то в самую Баялунь направлялась. Сам знаешь, под нее многие копали. Мог Тохта подумать, что я нарочно на одну жену тень бросаю, чтобы положение другой укрепить.

– Когда это было?

– В июле где-то. Точно уже не помню.

– Тохте оставалось жить всего месяц. Возможно, он тебе и поверил. Только теперь об этом никто не расскажет. Ни хан, ни Баялунь.

– Пусть покоятся с миром. Над ними теперь другие судьи. На всякий случай Тохта приказал мне осмотреть место происшествия, опросить свидетелей. Вдруг что обнаружится. Только зря время потратил. Осмотрел и рану у девочки на шее. Точно след орлиный: борозды сверху и одна снизу. Ни с чем не спутаешь. – Туртас повернулся к наибу и пристально взглянул ему в лицо. – Не думал я тогда, что увижу эту отметину снова. Двадцать лет спустя.

Эти слова будто обрубили нить давней истории и перенесли рассказ в день нынешний. Подальше от сказочных страстей, заговоров, ханов, дворцовых интриг. На городскую окраину, в старый постоялый двор на окраине города, где к осени уже не осталось жильцов, весело горит огонь в очаге, а добродушный хозяин сейчас принесет жареного гуся. Вся та история совсем не вязалась с этим простым и понятным миром, казалась обычной сказкой, рассказанной темным дождливым вечером у очага.

Даже сам рассказ стал каким-то будничным и незамысловатым:

– Когда ты со своими друзьями всех из зала выгнал, Юксудыр к нам вернулась. Сказала, там хода нет, пока гости не уйдут. Села в нашей келейке, налили ей меда. Разболтались по-нашему. Поспрашивал ее про детство, про лесное житье-бытье. Вспомнили про постояльца, который из этой комнаты исчез. Сначала девушка о нем рассказывала, потом Илгизар стал хорохориться. Да еще надумал печку снова осмотреть. Раз уж в ней огонь горит и все хорошо видно. Стал кочергой дрова к дальней стенке отгребать, чтобы не мешали. Известное дело, кочерга тебе не тростниковое перо, здесь сноровка нужна. Юксудыр у него кочергу забрала и сама орудовать начала. Ворот платья съехал, пламя хорошо освещало. Вот я и увидел отметину. Сразу ее вспомнил.

– Дочка Тохты!.. – восхищенно прошептал Илгизар.

– Час от часу не легче… – только и смог вымолвить Злат.

А Туртас вдруг повеселел:

– Как вспомнил, так сразу и признал. Она же на мать похожа. И от отца кое-какие черты есть. Чего сидишь, вьюнош, рот разинув? Царского рода девка, самих Чингисхановых кровей. Беги скорее, хватай ее за задницу! Эх! Был бы я лет на двадцать помоложе! Не упустил бы птицу счастья.

– Ты бы точно не упустил, – согласился Злат. – А Илгизару такое счастье не с руки. Как сказано в Евангелии, «кесарю – кесарево».

– Юксудыр ее уже, наверное, Кутлуг-Тимур назвал. Или мать, когда в родных лесах укрылась. Чтобы новое имя новую судьбу дало. Дочь лебедя.

– Я думал, это от рода кунгратов. Вроде по-каковски-то это значит «лебедь».

– Есть старая легенда в наших краях. Была у Солнца и царя птиц Симурга дочь. Звали ее Гамаюн. Являлась она в облике лебедя или прекрасной девицы с золотыми волосами. Потом полюбила земного богатыря и подарила ему волшебного коня и меч-кладенец. После его смерти она навсегда осталась лебедем.

– Выходит, лебедь – жена Тохты? А земной богатырь – он сам?

– Это же сказка. Хотя сказка ложь, да в ней намек.

– Где-то за облаками парит волшебная птица Гамаюн, – продолжил Злат. – Счастлив тот, на кого упадет тень ее крыльев.

XXII. Долг платежом красен

– В прошлый раз ты называл птицей Гамаюн орла-стервятника, – напомнил Илгизар.

– Тогда была сказка Бахрама, сегодня – Туртаса. Один всю жизнь угадывал судьбу по положению звезд, другой – по полету птиц. Немудрено, что их мнения не сошлись. У каждого своя правда. Ты хочешь найти одну вечную и непреложную истину даже в сказках?

– Разве я угадывал по полету птиц судьбу? – возразил Туртас. – Я чертил ее по их полету. И птицы меня ни разу не подвели. Вот и сейчас… – добавил он после некоторого раздумья. – Разве не клетка с голубями привела меня сюда? Если бы не она, я был бы сейчас уже в Новом Сарае. Судьба распорядилась иначе. Теперь я понял зачем.

Злат вопросительно поднял брови, но Туртас промолчал.

В дверях появилась улыбающаяся Юксудыр с румяным гусем на большом деревянном подносе. Следом такой же довольный Сарабай нес кувшин. Верно, болтали о чем-то веселом по дороге.

– Вы пока вечеряйте без меня. Пойду лошадок проведаю. Да и вашим нужно овса засыпать, – сказал хозяин и вышел во двор.

Злат заметил, что девушка сразу сжалась и насторожилась. Только сейчас он понял, что таращится на нее во все глаза. Понял, когда увидел такое же выражение на лице Илгизара. Они оба уставились на Юксудыр, будто увидели ее впервые. Девушка заторопилась, повернулась к двери. Ее остановил голос Туртаса:

– Я хорошо знал твоего отца. И мать. Двадцать лет назад.

Слова были сказаны по-кипчакски. Но Юксудыр их поняла. Она так и