Что ж, фактор внезапности, к сожалению, утерян. Тем не менее, не стоит забывать о царившей в эти времена тактике – противники сражаются непосредственно при визуальном контакте, чего я делать не собирался.

– Снорька, незаметно проберись слева, так, чтобы была видна криница. Я подкрадусь вон к тому дому с проваленной крышей, как только махну рукой, выбегаете из леса и пускаете стрелы. Ты оберегай монаха, стреляй по необходимости. Поведуешь план остальным, понял?

– Да, Алексий. По взмаху руки атакуем, беречь монаха.

– Умничка, действуй.

Осень – не лучшее время для скрадывания. Зимой оделся в белый балахон, и ты слился со снегом. Летом помогает листва, ну а сейчас, ползти и надеяться, что родная земля убережёт. Огород, отделявший меня от стены дома, преодолел без помех. Только оказалось, что крыша у дома цела, и не дом это, а две землянки, пристроенные одна к другой, с наклонёнными друг к другу скатами. Немчура стоит возле колодца, ждёт, когда командиру подведут коня. Всадников больше нет. Ну что ж, с тебя и начнём.

Человек, как и любой зверь, попавший под внезапное действие стихии, будь то дождь, ураган или град, старается найти укрытие и уже с безопасного места с трепетом наблюдать за буйством природы. С опытом многих поколений мы научились противостоять им, изобрели зонтики, дождевики и многое другое, но каково оказаться под воздействием сил, которых невозможно определить? Видны только результаты стихии. Расстреляв магазин, я даже забыл махнуть рукой, а сообразил, когда закончился второй. Как только всадник свалился с лошади, к нему сразу бросилось несколько человек, а как попадали и они, орденцы стали смотреть на небо, но оно было чисто, по сторонам, там тоже никого, а смерть всё прилетала. Прятаться никто не стал, наоборот, сбились в кучу, думая, что в строю под щитами безопасней.

– Что там Алексий делает? Почему не подаёт сигнал? – расспрашивал монах Снорьку.

– Не мешай, святой отец. Сам не знаю.

– Снорри, он дал отмашку! – Монах дёрнул Снорьку за руку, и от неожиданности свей выстрелил.

Наблюдавшие за Снорри воины, увидя, что выстрел сделан, высыпали из леса, побежав к домам. Сопротивления практически не было, бой закончился в минуты. Раненые кнехты выли от боли, и когда стало ясно, что всё закончилось, в самом крупном доме послышался нарастающий шум, завершившийся треском рухнувшей двери. На улицу выбежали женщины.

– Родненькие, немцы к оврагу пошли, тикайте! – Молоденькая девушка в разорванной на груди рубахе, вцепилась в Снорьку и показывала рукой в сторону холма.

– Мужики где? – спросил я у пробегающей возле меня женщины.

– В овине заперты. Спалить грозились изверги, если весь хлеб не отдадим. А что отдавать-то? Самим еле хватает. Уходите, мало вас. Мы уж как-нибудь сами, перетерпим. – Тётка подхватила валяющийся на земле топор и с размаху, как колуном раскалывают чурбак, вогнала в спину стонущему немцу. Что творили оккупанты с женщинами – я не знал, но, видимо, сострадания к раненым это не прибавило. Визг и шум стал разноситься по округе. Бывших насильников лишали жизни.

– Все ко мне! – подал команду я.

Тем временем Гаврила Алексич вывел отряд к приметному холму, поросшему берёзами, чуть ли не под барабанный бой. Подумаешь, идут медленно и не в ногу, зато красиво, хоть песню запевай. Гаврюша потрогал ремень щита, оглянулся на воинов и покачал головой. Всего пятеро имели бронь, остальные так, до первого раза. Внутри раздался голос зависти: «Это ж какие деньжища Ильич имеет, если смог снарядить столько людей?» Оказавшись посередине своего воинства, он обратился ко всем:

– Как войдём в лес, чтоб ни звука, у холма остановимся.

Оставленные в засаде кнехты сидели между деревьев и находились в полной растерянности. Их командир, младший баронский сын Зигфрид, окружённый арбалетчиками и щитоносцами, до сегодняшнего дня неплохо руководил этим достаточно крупным отрядом, но сейчас, вместо подбадривания подчинённых, кусал себе губы. Всё шло совершенно не по намеченному плану. Дружина монастыря остановилась у холма и не сделала ни шагу по направлению к своей смерти. Зато со стороны деревни совсем недавно доносились крики, вперемежку с воем и женским визгом. «Счастливчики не иначе снова принялись за девок, – подумал Зигфрид, – где справедливость?» Справедливость появилась в виде стрел, сопровождающихся трелью свистка. Восемь войнов, по четыре в ряду, прикрывшись небольшими круглыми щитами, двигались прямо на полусотенный отряд. За ними следовал ещё один, без щита с кривым мечом на поясе и какой-то дубинкой в руках. Вдруг он остановился, прислоняя палку к голове.

– Безумец! Разве можно этим напугать? – успел произнести Зигфрид и почувствовал тупой удар в грудь, внутри что-то разорвалось, стало нестерпимо больно, а затем наступило облегчение. Всё вокруг завертелось, голубое небо и прекрасные берёзы, устремившие свои ветви вверх, стали отдаляться и замерли. Зигфрид упал на спину и уже не видел, как два арбалетчика, так и не успевшие сделать ни одного выстрела, рухнули рядом, вместе со своими щитоносцами.

Строй руссов остановился. Первый ряд присел на колено, давая возможность стрелкам второго выпустить стрелы. Сто шагов для стрелы с наконечником на бронь – почти убойная дистанция. Хватило минуты, чтобы кнехты не выдержали и бросились на нахально бьющих их, как уток, смельчаков. Но тут произошло невероятное. Всего из четырёх луков был создан непроходимый занавес из стрел, от которых ни щиты, ни доспехи не помогали. Убитых уже перевалил за десяток, когда, преодолев едва ли пятую часть расстояния, отряд орденцев вынужден был остановиться. Вместо помощи со стороны деревни послышался нарастающий топот справа. В тот момент, когда кнехты бежали к стрелкам, отряд Гаврилы обошёл холм и неожиданно ударил во фланг. Построенные клином новгородцы врезались в авангард и, буквально смяв его, развернулись влево, заслоняя при этом стрелкам обзор. Этот неожиданный манёвр заставил кнехтов спешно перестроиться и принять в сторону, вновь подставляясь под стрелы. Едва созданный строй развалился на две непропорциональные части, и малая, оказавшись в тылу, тут же стала таять. Спасти их уже не мог никто. Правофланговые, командовавшие своими подразделениями, за исключением одного убиты. Русская дружина стала окружать немцев как стадо баранов. Вырывшие яму в неё же и угодили. Орденцы остановились, спешно выстраиваясь в круг. Кто-то наиболее сообразительный оценил количество атакующих, сравнил с численностью своего отряда и понял, что силы по численности почти равны, стал собирать вокруг себя наиболее опытных воинов. На мгновение весы битвы закачались в равновесии.

– Вятко, Микола! Толкайте меня. – Гаврюша почувствовал руки своих бронированных воинов за своей спиной и на полном ходу врезался в строй кнехтов. Главное не рассыпаться, выдержать пару секунд, покуда задние окончательно не разобьют строй длинными топорами и копья неприятеля станут бесполезными палками. Микола был левша и заслонял щитом правый бок боярина, Вятко – левый. Остановить такой таран могут только копейщики, да и то не всегда. На смелую троицу посыпался град ударов, но в тесном строю размахнуться сложно. Получив пару синяков, Алексич резанул своим новым «смоленским» мечом по ногам ближайшего кнехта, вжал голову в плечи и, не глядя, пырнул влево. Острая сталь вспорола бок немцу и сразу же выскользнула из умирающего тела, дабы вонзиться в следующую жертву. Гаврюша тыкал мечом направо и налево, как иголка швейной машины. Вот что значит боевой опыт и тренировки. Новгородцы стали теснить немцев, и не успевший толком образоваться строй кнехтов распался окончательно. Сначала напополам в месте прорыва, потом ещё на несколько частей, и противник побежал, кто куда может.