Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее их жизнь пока текла спокойно. По просьбе Энн, Фил поменял ночное писательство на рабочий день с девяти до пяти часов для того, чтобы вечером общаться с семьей. Приходило время ланча, он отрывался от своих занятий, закуривал сигару «Корина Ларк»[122], и они с Энн начинали разговаривать. Вот что она пишет:
Мы так были заняты нашими разговорами, что у меня зачастую сгорали первые два сэндвича с сыром, которые мы поджаривали. Мы разговаривали о Шопенгауэре, Лейбнице, монадах, о природе реальности – или о теориях Канта, которые Дюркгейм прилагал к исследованию культуры австралийских аборигенов, – или Фил начинал разглагольствовать о Тридцатилетней войне и Валленштейне. Вот такие простенькие темы. Немецкая культура имела очень сильное влияние на Фила. Фил говорил мне, что он на четверть немец и романтик в духе «штурм унд дранг»[123].
Его родословная была английской и шотландско-ирландской, но он любил немцев. Эти беседы за ланчем были своего рода «разминкой» для появления будущих романов. Теория Канта-Дюркгейма, к примеру, легла в основу изображения Филом племен марсианских аборигенов бликменов в романе «Сдвиг времени по-марсиански» (1964).
Фил вступил в переписку с Элеанор Димофф, редактором Harcourt, Brace[124]. Это издательство отклонило «Исповедь недоумка», но, поскольку писатель был многообещающий, предложило Филу контракт: 500 долларов авансом и столько же после получения его нового романа. Для него запахло «мейнстримом». В февральском письме 1960 года Фил был чрезвычайно учтив:
Мы живем в сорока милях от Сан-Франциско и ездим туда-сюда, чтобы поесть в Чайна-тауне, попить кофе недалеко от Бродвей и Грант или навестить друзей на Потреро-Хилл. Мне почти всегда удается заскочить в книжный магазин «Сити Лайтс»[125] и потратить там тридцать долларов на покетбуки. Моя жена покупает восточные коврики с прорезями у знакомого торговца коврами, и если нам удается добраться до Филлмор-дистрикт, мы подбираем там японскую посуду в маленькой японской скобяной лавке. Если есть свободное время, я останавливаюсь на Ван-Несс и катаюсь на новых иностранных машинах – это мое любимое времяпрепровождение. И, конечно, я запасаюсь египетскими сигаретами, если у меня есть деньги. Если все это каким-то образом характеризует меня, то следует учесть еще вот что: пока не снесли «Силс Стадиум», я езжу в Сан-Франциско, прежде всего, чтобы посмотреть бейсбол.
Не только одна Энн наслаждалась хорошей жизнью. Они были расточительны, и Фил ради удовольствия разбрасывался деньгами. Энн даже не знала, что в прошлом он страдал агорафобией. Но было еще одно: в Harcourt хотели, чтобы Фил приехал в Нью-Йорк для обсуждения нового романа с Димофф. Ни за что. Ни ради «Капитана Видео» в пятидесятые, ни ради «мейнстрима» сейчас.
Но был еще один явный пробел в автопортрете, составленном для Димофф (боялся ли он, что она подумает, будто он не сосредоточен на работе?): Энн была беременна. В том же месяце, 25 февраля 1960 года, родилась Лора Арчер Дик – первая дочка Фила и четвертая дочка Энн.
Фил был взвинчен как черт на протяжении всех месяцев перед рождением дочки, убеждая Энн питаться по рецептам Адель Дэвис[126] и изобретая витаминную диету для самого себя – вплоть до того, что его язык почернел. (Врач установил причиной этому передозировку витамином А; после этого Фил никогда не доверял «чудесам» здорового питания.) Прежде чем забрать Лору из больницы, Фил шесть часов подряд отскребал старый фургончик «Форд»: «Даже фары», – говорит Джейн.
Энн вспоминает, что, когда Фил впервые взглянул в лицо Лоры, он сказал: «Вот теперь моя сестра снова появилась на свет». И когда, в первый же день появления у них дома, Дороти и Джозеф Хаднер пришли посмотреть на свою внучку, Фил предоставил им всего одну минуту, а потом выгнал из комнаты.
* * *
Контракт с Harcourt не выгорел. Фил предложил издательству романы The Man Whose Teeth Were All Exactly Alike (написан в 1960-м, опубликован посмертно в 1984-м) и «Шалтай-Болтай в Окленде» (опубликован посмертно в 1987-м), написанный в 1956 году под названием A Time for George Stavros и переработанный в 1960-м. Harcourt отвергло их оба; об этом речь пойдет ниже в Хронологическом обзоре, и там есть свои нюансы.
Лучшим реалистическим романом Фила была «Исповедь недоумка», написанная летом 1959 года в самом разгаре романтических отношений с Энн – то время, которое она называла их «медовым месяцем». Издательство Knopf было приобрело этот роман, но потребовалась переработка. Агентство Мередита сообщило Филу, что это большой шанс. «Я не стану переписывать эту книгу! – объяснял Фил Энн. – Я не только этого не хочу – я не знаю, как это можно сделать».
«Недоумок» был опубликован, в конце концов, в издательстве Entwhistle Books в 1975 году, и после этого боль утихла.
Возможно, причина того, что Фил не мог переписать «Недоумка», заключалась в том, что его невозможно было переписать. «Исповедь недоумка» была первым романом Фила, в котором использовал повествование с разными точками зрения. Он описывал Энн свою раннюю прозу как «сюрреализм стоящий на грани». Но в них не было ничего, напоминавшего сюрреализм, до появления «Недоумка». То, что сделал Реймонд Чандлер для освещенного неоновыми огнями Лос-Анджелеса сороковых годов, сделал Фил для района Залива рубежа шестидесятых. Вместо поэтизирующего виски Филипа Марлоу мы смотрим глазами Джека Исидора, «шизоида и одиночки» и «одного из Богом благословенных дурачков», как Фил его впоследствии описывал.
«Недоумок» – это, помимо смены нарративов и мировосприятий, серьезный роман о мужской душе и борьбе с ее внутренними демонами. Исидор назван в честь Исидора Севильского (560?–636), чья «Этимология» считалась универсальным компендиумом знаний на протяжении всех Средних веков. Но современный Исидор пишет для бульварных изданий вроде Thrilling Wonder Stories – что вполне соответствовало вкусу молодого Фила. Фэй Хьюм, сестра Исидора, – стойкая, агрессивная, соблазнительная женщина, несчастливо вышедшая замуж за Чарли Хьюма, излишне доверчивого американского бизнесмена, который платит по счетам, страдает сердечными приступами и убивает домашних животных – сам – по требованию жены и в результате ее предательства. Нат Энтайл – пассивный, получивший образование в колледже интеллектуал, чья небогатая жизнь с любящей женой Гвен сметена из-за его страсти к Фэй, о чем он начал сожалеть, как только это случилось. Но слишком поздно сожалеть, когда ты понимаешь, что нашел то, что всегда хотел.
