Щеки женщины покрылись румянцем, в прекрасных серых глазах заплясали огоньки.

— Кенидьерн, — прошептала она, — образец совершенства. Никто не служит Госпоже с большим усердием. И она ценит его. Он мог бы возгордиться, но наивысшим благом он считает смирение. Многие женщины мечтают о нем, а он выбрал меня, и мы обменялись символами нашей любви.

Созинна откинула волосы и показала маленькую золотую сережку.

— Красиво, — без особого энтузиазма согласилась Ксанча, думая лишь о том, как бы поскорее найти Урзу и сбежать из этого уж слишком совершенного мира. — Это, наверное, очень тяжело — не знать где твой возлюбленный, что он делает. Ведь, если с ним что-нибудь случится, ты даже не узнаешь, — хитрила фирексийка. — Хотя если он подарил тебе символ своей любви, то, конечно, не забыл тебя. Скорее всего, Кенидьерн ищет тебя и не может отыскать… Но знаешь, иногда бывают обстоятельства, когда даже совершенные существа отвлекаются…

Урза сказал бы, что Ксанча поступает очень по-фирексийски, но у нее не было другого выхода.

Созинна молчала несколько долгих минут, а затем произнесла:

— Мы должны служить Госпоже. Это — высшая честь для каждого. Если Кенидьерн еще не нашел меня, значит, у него есть важные дела. И давай не будем больше говорить об этом.

Сестра Серры снова выпрямила спину, положила руки на колени и застыла в своей излюбленной позе. Но все же слова фирексийки заронили сомнение в душу Созинны. Женщина то и дело вздыхала, напряженно вглядываясь в облака.

А в это время в голову Ксанчи пришла спасительная идея. Узнав, что этот мир состоит из дрейфующих островов, девушка сразу подумала о том, что каждый из них наверняка имеет свой собственный ритм вращения и маршрут. Боль в желудке еще не прошла, и Ксанча не решалась использовать кист. Но можно было попробовать просто перепрыгнуть на другой остров. Как ни странно, Созинна поддержала план фирексийки. Дождавшись, когда под их островом показался другой, на вид вполне подходящий, женщины взялись за руки и прыгнули вниз. Секунду они парили в воздухе, а затем начали падать. Перепугавшись, Ксанча зевнула, прочитала заклинание, и их обволокла кромешная тьма.

Обе женщины завопили от ужаса, когда тьма обволокла их. Некоторое время они кувыркались в воздухе, прежде чем почувствовали под ногами твердую поверхность. Шар лопнул, окатив Ксанчу и Созинну брызгами черной липкой грязи. Остров, с которого они спрыгнули, медленно, словно большой корабль, проплыл над их головами и, ударившись своим основанием о нижний, осыпал женщин градом острых камней. Ксанча отерла лицо от черноты и увидела на руке кровь.

— Куда теперь? — Она внимательно наблюдала за висящей над ними глыбой. — Оставаться здесь опасно…

Созинна оторопело смотрела на свой левый рукав, обильно пропитанный кровью, лицо ее было исцарапано осколками. За себя фирексийка не волновалась. Тело тритона, не восприимчивое к болезням и инфекциям, быстро восстанавливалось после любых ранений, а вот Созинна… «В этом „совершенном" мире поди и болезней-то нет».

Женщина уселась на землю, бережно уложив на колено поврежденную руку. Казалось, она решила истечь кровью.

— Эй, ты жива? Вставай, надо двигаться дальше.

Понимая, что спутница получила действительно серьезное ранение, Ксанча пыталась не дать ей впасть в шоковое состояние. Необходимо было срочно найти воду, промыть и перевязать руку, но в этом странном мире она не встречала ни ручейков, ни озер.

— Оно было черным, — внезапно произнесла Созинна, уставившись в одну точку остекленевшим взглядом.

— Я заметила, — пожала плечами Ксанча, занятая совсем другими мыслями. — Раньше он всегда был прозрачным… Какая разница, какого он цвета, если он спас нам жизнь?

Созинна вздрогнула и повернула к девушке окровавленное лицо:

— Нет, ты не понимаешь. Оно было черным! А в нашем мире нет и не может быть ничего черного. Госпожа запретила этот цвет… — По ее щекам, размывая кровь, струились слезы. — Здесь нельзя использовать черную ману…

— Какая еще черная мана? Послушай, я не волшебник и не умею использовать колдовство.

— Ты разрушила остров!

Ксанча чувствовала в груди глухое раздражение.

— Острова столкнулись, вот и все.

— Все… Теперь они прилетят за нами… — обреченно прошептала Созинна, продолжая плакать.

— Ну и хорошо. Если бы я знала, то сделала бы это раньше, — лгала Ксанча, все еще мучаясь болью в желудке. Казалось, из нее вырвали кист вместе с внутренностями. Кроме всего прочего ноги почти перестали слушаться, а в голове непрерывно гудело.

— Когда прибудет твоя Госпожа?

— Никогда. Она никогда не смотрит на смерть. Прилетят архангелы. — Сестра Серры взглянула в небо. — Скоро…

Плечи ее затряслись от рыданий, она никак не могла успокоиться. Фирексийка присела рядом с ней на корточки и вытерла слезы, оставив на лице женщины грязные разводы.

— Ну-ну, успокойся.

Внезапно перестав плакать, Созинна выпрямила спину. Она делала то, что умела делать лучше всего, — сидеть и ждать. Стало ясно: женщина приготовилась к смерти.

Ксанча сама не раз стояла на краю гибели, но никогда не сдавалась вот так просто. Закипевшая злость придала ей сил, и фирексийка одним рывком подняла Созинну на ноги.

— Хватит! Ты ведь не хочешь умирать! Подумай о Кенидьерне. — Ксанча потрясла ее за плечи, но никакой реакции не последовало. — Да никакое это не совершенство! — взорвалась фирексийка.

Созинна медленно опустилась на землю, а Ксанча развернулась и пошла прочь. Но не прошла она и десяти шагов, как ее озарила внезапная догадка.

— Ты знала! — вскричала она. — С самого начала ты все знала и ждала этих арх-черт-знает-каких-ангелов! Меня бросили умирать на этом проклятом острове. А если я выживу, они должны убить меня, верно?! А ты? Тебя послали проследить за этим?

— Нет! — Ксанча впервые услышала, как та кричит. — Я не хотела, чтобы они прилетали!

— Почему же? Разве ты не хотела поскорее вернуться к своему ненаглядному Кенидьерну?!

— Разве ты еще не поняла? — задыхалась Созинна. — Я не могу вернуться во дворец!

— Это еще почему? О нас забыли?

— Потому что… Я не хотела, чтобы ты просыпалась. Пока ты спала, ты не могла использовать свое черное колдовство. Именно оно привлекает архангелов… Но, с тобой так трудно…

— Со мной было бы значительно легче, — нарочито вежливо произнесла Ксанча, — если бы с самого начала я знала всю правду.

Она уселась напротив Созинны и вопросительно взглянула на собеседницу.

— Кенидьерн… — начала женщина.

— Ах да, Кенидьерн… — фирексийка вздохнула и закатила глаза. — Он ведь воплощение идеала…