— Ну, это только так называется, а на самом деле это что-то другое, — мямлил потрясенный резкой переменой атмосферы Арсений. — Я только с завтрашнего дня начинаю там работать. Да и какая разница?

— Послушай, — холодно сказала Кузя. — Давай теперь в мою игру поиграем, хорошо? Я тебе буду рассказывать историю. И постараюсь сделать так, чтобы у тебя были все основания после первой фразы сказать: «Это хорошо», а после второй: «Это плохо». Например — летел самолет, он был новенький.

— Это хорошо, — понял правила игры Романов.

— У самолета отказал мотор, — продолжила Кузя, — это плохо. У летчика был парашют, это хорошо. Но парашют не раскрылся, это плохо. Внизу оказалась большая копна сена, это хорошо. Из копны торчали вилы, это плохо. На вилы летчик не попал, это хорошо. И на копну летчик не попал. Понял смысл? Тогда слушай другую историю, — Кузя чуть провернула крышку минералки и продолжила говорить под противное шипение. — Жила-была красивая девочка, ее родители заботились о ней.

— Это хорошо, — сказал Романов.

— Когда девочка подросла, родители разошлись.

— Это плохо.

— Девочка еще немного подросла и полюбила талантливого человека, почти гения.

— Это хорошо.

— У него не было денег, потому что он много пил.

— Это плохо.

— Ей пришлось зарабатывать деньги самой.

— Это хорошо.

— Деньги ей давали поклонники, с которыми она спала. Ну, отвечай!

— Это плохо.

— Теперь она могла прокормить и себя и своего возлюбленного.

— Это хорошо.

— Почти гений узнал о ней больше, чем смог простить, и оставил ее.

— Это плохо.

— Она поняла, что никогда не полюбит человека, который не сможет купить ей все, что она хочет.

— Это хорошо? — спросил Арсений.

— Это правильно, — совершенно спокойным голосом сказала Кузя. — Кстати, я в зоопарке перчатки потеряла. Давай спать.

— Я пойду, — окаменевшими руками Арсений натянул брюки.

— Пока, — сказала Кузя. — Но в палычи мы все равно будем играть, правда?

— Да, — солгал Романов.

— Когда-то я здесь был уже,

И в этом подъезде и на этаже,

На этой хате здесь валялся на полу я.

Я не помню ни мрамора, ни картин.

Только помню, что был совершенно один,

Но теперь Ты здесь, и значит — Аллилуйя!!

— Так вы капитан или впередсмотрящий? — спросил Журавлев. — Непонятно.

— Вас что-то смущает? Капитан — это обычное звание, — перебиравший струны Саблин пожал плечами.

— А смотрящий вперед — необычное призвание, — вмешался Иваныч. — Я, между прочим, тоже впередсмотрящий. Настоящий островной виски, честное слово. И литр — отличный объем. Пой дальше Саблин, соскучился я по твоим песням.

Давно уже вынесли дубовый столик на воздух, троица восседала в окружении фикусов и кротонов, и единственным источником света была полная луна. Журавлев смотрел на нее сквозь стакан, где «Леприконс» рисовал на стенках масляные картины.

Сначала губы лишь беззвучно шевелились, угадывая слова, но когда зазвучал припев, Журавлев с Иванычем в один голос затянули:

— Аллилуйя, Аллилуйя!

— Саблин, выпей, — Иваныч поднес стакан к губам поющего.

— Ни родины, ни флага, — пробормотал впередсмотрящий, быстро сделал большой глоток и продолжил петь. Журавлеву даже показалось, что песня не прервалась ни на миг. Причина такого феномена, рассудил он, заключается в том, что литр виски и трое мужчин создают идеальную пропорцию, наподобие золотого сечения.

— Может, я все не так пою,

Я ведь не знаю песню Твою,

Ну а если бы знал, я бы пел все равно другую.

Мне все равно — какой дашь совет,

Я давно привык знать, что Тебя как бы нет,

А есть только это слово — Аллилуйя!

Аллилуйя, Аллилуйя,

Аллилуйя, Аллилуйя!

Аллилуйя, Аллилуйя

Если бы этот припев в три голоса можно было взвесить на весах, измерить его плотность и вычислить молярную массу, исследователь столкнулся бы с необъяснимым явлением: песня стелилась над крышами, оседала на листьях дубов Малинового монастыря, но одновременно поднималась вверх, к светлеющему небу.

По данным медицинской статистики, семьдесят процентов населения планеты страдают от слуховых галлюцинаций. Следует предположить, что прочие тридцать процентов слуховыми галлюцинациями наслаждаются. И проваливающимся один за другим в тяжелый сон украинским рабочим, и молча обнявшимся на диване Миле с Красновым, и художнику Барбакару, набрасывающему на большом листе эскиз новой миниатюры под названием «Наноонан», и пешком возвращающемуся с Оловянной улицы Романову, — всем казалось, что они слышат эту песню. Но почему-то, за исключением крепко спящих Ниточки и Пипеточки, никто не был уверен до конца, что все это так и есть на самом деле.

Чай — хорошо тонизирующий и утоляющий жажду напиток, содержит большое количество полезных элементов…

(Надпись на пачке черного байхового чая, ГОСТ № 4828721, Ташкент, 1984 год)

Если где-то появилась первая звезда, сразу можно увидеть и вторую, надо только поискать. А к тому моменту, когда она найдется, в небе проявится уже столько звезд, что вряд ли астроном-любитель вспомнит о той, с которой все началось. Хорошо, конечно, что наблюдение за звездами доступно не только профессионалам, но вдвойне прекрасно, что простым смертным открыта только та часть звездного неба, которую можно видеть невооруженным взглядом. Каждому свое. Наблюдающий за галактиками не видит отдельных светил.

Звезда никогда не бывает одна. Ослепленный не столько открытием, сколько сияющими россыпями над головой, я даже не пытался вообразить — что открылось бы взгляду, будь у меня хоть самый слабенький телескоп. Да и какое мне дело, что пульсар Крабовидной туманности по-прежнему вращается вокруг своей оси? Что с того, что Плеяды видны сейчас еще отчетливее, чем во время закладки первого камня Лхасы? Ведь это вовсе не означает, что для моих современников звезды имеют такое же значение, как для древних тибетцев. И если в памяти живут воспоминания о местах, где я побывал, это не значит, что в мире есть что-то еще кроме этой отражающей звездный свет кремнистой дороги вдоль озера, на которой остановились повозки, запряженные черными страшными яками. И если я лежу в повозке и смотрю в небо, этот факт не имеет никакого отношения к тому, что под теми же звездами обретаются люди, с которыми я когда-то был знаком. Да и был ли на самом деле?

На тринадцатый день путешествия впереди показался четырехугольный Кундун. При виде белоснежной вершины наш караван — груженые элитным ойвейским чаем повозки — остановился на берегу озера для отдыха и молитвы перед встречей с духами горы.