Совпалыч - Виктор Солодчук

Книга посвящается Марку и Льву, а также отцам и дедам.

Все события и персонажи вымышлены, совпадения не случайны.

В иносказании выраженное и проявляемое равнозначны, если выраженное (не являющееся предметом, о котором идет речь) и угадываемое (предмет, о котором идет речь) связаны между собой в силу того, что одно из них представляет собою общее, а другое — частное, или же одно — причину, а другое — следствие.

(Анандавардхана, «Дхваньялока»)

— Вижу, мне снова придется пылесосить тебе уши! — воскликнул Карлсон. — Ты ничего не слышишь!

— Что ты говоришь? — переспросил Малыш.

(Астрид Линдгрен, «Малыш и Карлсон»)

Вы уже слышали сказку о золотой рыбке? Перелистайте страницу. Кому знакома легенда о жизни у самого синего моря, пускай пропустит предисловие, а кто помнит миф о трех желаниях — вообще может не читать книгу дальше.

Тем же, кто никогда не слышал (где вы, ускользнувшие из невода детской сказки загадочные существа?) предание о старике, наблюдавшем за сетями, пришло время услышать эту древнюю и поучительную историю.

Было так. Некий человек всю жизнь следил за сетями, и достиг в своем ремесле совершенства. День за днем всё было как всегда: утром старик спал до полудня, после чинил старые сети и плел новые, а вечером, лишь только солнце цвета старой моркови пряталось за верхушками дальних маслин, шел домой пить чай и травяные отвары. После полуночи он входил в море и выбирал добычу из сетей так тихо, что ни одна собака не слышала плеска.

С годами из жизни старика исчезло время. Сестренка Утро берегла его сон и отгоняла мух и слепней, братишки День и Вечер были подмастерьями, а сестрица Ночь ждала на берегу с уловом. Сложно сказать — что именно ловили сети. Все зависело от множества случайностей, которые тоже много от чего зависели. Сами знаете.

В молодые годы в сети попадается одно, а в зрелые — другое. В старости — опять ловится то же, что и в молодости, только значительно реже и почему-то гораздо крупнее.

А в целом, это был всегда ожидаемый улов, состоящий из вещей знакомых и понятных. Только однажды в сетях оказалось нечто совершенно иное — ни ранее, ни потом подобного не видели ни старик, ни его семья.

Тяжелая рыбка, как бы и в самом деле отлитая из червонного золота, подпрыгивала на мокрой ладони. Даже темнеющая на берегу Ночь заметила этот блеск.

— Отпусти меня, старик, — попросила рыбка. — А я тебя отблагодарю, ведь в моих силах исполнить любые три твои желания.

— Мудрости, радости и здоровья, — с этими словами старик осторожно опустил ладонь с рыбкой в теплую светящуюся воду.

— Ты просишь о вещах несовместимых, но пусть будет по-твоему, — сказала рыбка и ушла в глубину сверкающей молнией.

Никто больше не видел ни рыбку, ни старика. Его братья и сестры живут среди нас и будут жить во веки веков, как и эта сказка. Пока дети помнят Рассказ о Наблюдавшем-За-Сетями, они знают: следует каждый миг быть готовым к счастливому случаю, чтобы в нужный момент с тобой сбылись именно твои мечты, а не чьи-то ещё.

Вот и вся последующая книга об этом, а точнее — о случайных совпадениях, любви, путешествиях и войне. И о том, как отличить одно от другого.

(Сергей Журавлев, детский писатель.

Марс, кратер Скиапарелли.)

Слагаемое меняется от перемены мест.

(А. Романов, «Неолит»)

Наверное, все началось в тот ноябрьский вечер, когда поезд доставил меня в столицу. Платформа шла под уклон, подошвы скользили по ледяной корке, и сбавлять ход приходилось очень плавно, чтобы остановиться точно под башней Киевского вокзала, где, как могло показаться, никто никого никогда не провожал и не встречал.

Привокзальная площадь цепенела в тройных объятьях холода, мрака и тишины. Безлюдный пейзаж был слегка разбавлен военным патрулем, да еще промелькнувшее цыганское семейство навело на мысль, что между разными местами всегда можно найти что-то общее. Столицы смотрятся как близнецы в период строительного бума и после налета бомбардировщиков. Осажденные врагами города вечереют одинаково тревожно.

Москва выглядела испуганной и недоверчивой, словно дикий котенок без мамы.

Честно сказать, большая война стала для меня неожиданностью. Встречая в газетах новости о миротворческих акциях, я никак не мог предположить, что всем этим лишенным инстинкта самосохранения юнцам с бритыми затылками, утратившим чувство реальности седоусым служивым в широких лампасах — всей этой сверкающей орденами и погонами помойке снова позволят расплескаться по странам и континентам.

Отчего вменяемые люди неожиданно для самих себя принимаются выворачивать друг другу внутренности всеми известными науке способами? Непостижимо. Как так получается, что миллион человек подчиняется общему приказу смертельно ненавидеть другой миллион человек? Необъяснимо. Как вообще возможно сменить уют свободной жизни на кошмар казарменного существования?

Мирное время тяготеет к войне и наоборот, поэтому рано или поздно все сражения заканчиваются. Главы правительств подписывают невнятные соглашения и делят территории, а мир зализывает раны, полагая с уверенностью хронического наркомана, что эта ремиссия уж точно станет последней. Потом людям объясняют — кто победил, а кто — наоборот, и мы не знаем, что лучше для нас: победить или быть побежденными. Ведь выигрывает тот, кто не играет и соблюдает нейтралитет — от латинского «neuter» — «ни тот, ни другой». И что бы сейчас ни заявляли обе стороны, подписанный под Сталинградом мирный договор стал великой победой вменяемого человечества и поражением безумных президентов, премьер-министров и королей.

Впрочем, забегаю вперед. Когда я прибыл в Москву, война только лишь разгоралась. Многим событиям еще предстояло произойти, а в некоторых из них мне пришлось принять самое прямое участие.

Возле лежащего на площади аэростата, похожего на притянутого к земле Гулливера, меня нашел молчаливый водитель, и через минуту наш «BMW» выруливал в сторону Можайского шоссе — туда, где пролегал передний край обороны. Согревшись на кожаных подушках, я стал думать о предстоящей встрече с полковником Синичкиным, чье имя было указано в телеграмме. Вопросы копошились в голове, не находя ответа. Догадки и предположения сгорали в протуберанцах активности головного мозга, но продолжали плодиться, как лабораторные дрозофилы.

Первое. Для чего понадобился в столице Иван Харламов, 29 лет, сотрудник торгового представительства в Бомбее, фармацевт, заведующий амбулаторией имени Цельсия? Врачей в дипкорпусе всегда недоставало, и от мобилизации я был, к счастью, освобожден. Второе. Почему вызов пришел не по линии иностранных дел, а из Адмиралтейства? И загадка на десерт: что за особое задание (в телеграмме так и было написано — «особое») можно поручить человеку, прожившему пять лет в аптеке?