София с ужасом посмотрела на спутника. Тот словно бы отдалился, в один-единственный миг сделался совсем чужим. На секунду девушке даже показалось, что ювелир хочет ударить её. Вскочив на ноги, она застыла, будто парализованная. Хотелось бежать прочь, но одновременно хотелось остаться.

Себастьян решил за нее.

— Оставь меня, Искаженная, — голос ювелира зазвучал холодно и опасно, как звучит в бою металл широких клинков. Но уже в следующий миг мужчина взял себя в руки и, овладев эмоциями, продолжил уже спокойнее. — Ты многого не знаешь обо мне… Точнее, совсем ничего не знаешь. Я не тот, кого ты себе выдумала, совсем не тот, пойми это. То, чего ты хочешь, никогда не произойдет. А теперь мне нужно хорошенько обдумать всё, что произошло, и принять решение. И я не обещаю, что тебе оно понравится.

— Забери меня с собой, — тихо попросила девушка, прежде чем уйти. — Я должна быть рядом. Это имеет для меня большое значение. Клянусь, Серафим, если ты возьмешь меня, я никогда больше не буду нарушать границ твоих снов.

* * *

— …Себастьян, сын мой? Разрешишь мне войти?

Ювелир словно очнулся от сна наяву, услышав этот кроткий, но твердый голос. Медленно встал и, отняв руки от висков, направился к двери, даже не пытаясь придать своему лицу доброжелательное или хотя бы нейтральное выражение.

— Конечно, отче. Я счастлив, что вы вспомнили обо мне.

Святой отец вошел внутрь, и будто и не замечая взвинченного состояния сильфа, спокойно уселся за стол.

— Как же иначе? Ты не вышел к завтраку и к обеду, сын мой, — участливо начал он, сложив руки в замок. — Друзья твои мрачны и молчаливы, и каждый не находит себе места от беспокойства, хотя и не показывает этого. Воздержание в пище похвально, но только в том случае, если одновременно с физическим происходит очищение духовное. Если же мысли черны, как полночь, голодание может принести только вред — слабость вместо силы.

— А всегда ли так хороша сила? — Себастьян не имел намерения, чтобы ответ его прозвучал как протест, однако не смог удержать некоторых недопустимых при разговоре со священником резких ноток. — Не попадаем ли мы все в ловушку, погнавшись за иллюзорными ценностями, отче? Не ограничиваем ли самих себя условностями, которые ничего не могут нам дать?

— Всё именно так, как ты говоришь, сын мой, — с обезоруживающей улыбкой подтвердил хранитель церкви. — Всё именно так. Сомнения никогда не появляются на пустом месте. Если ты чувствуешь, что неправ, значит, так оно и есть.

— Так что же делать тогда? — На этот раз в голосе ювелира прозвучала только растерянная, тоскливая усталость. — Зачем обретать силу, которую неминуемо используешь во зло? Зачем создавать безупречный клинок, зная, что он годен только для одной цели — убивать, убивать снова и снова?

— В этом его предназначение, — вновь согласился святой отец, глядя прямо в глаза Себастьяну. — Иначе он не был бы оружием. И не был бы самим собой.

Ювелир отвернулся и какое-то время молча смотрел в стену. Необработанный грубый камень странным образом успокаивал и придавал некоторую уверенность, как символ непреходящего могущества природы в противовес временному, весьма краткому владычеству на земле человека.

— Иные люди подобны клинкам. Как жить с этим, отче?

— С любовью и благодарностью Изначальному, Себастьян. Мы не можем постичь всех Его замыслов. Но мы можем принять их. Всё, что есть в мире, имеет право существовать, потому что существует — действительно существует — одна только любовь. Всё остальное — лишь наши иллюзии и игры эго. Приняв эту простую истину, ты найдешь ответы на все свои вопросы, если таковые еще останутся.

— Очевидно, я ничтожно мало разбираюсь в религиозных канонах, отче, — ювелир удрученно покачал головой. — Мне трудно осознать смысл ваших слов.

— Не в этом дело, Себастьян, — чуть слышно вздохнул священник. — Тебя мало заботит смерть, и это мудро, но и жизнь ты любишь мало. Увы, я вижу шаткость твоей веры. Попробуй идти не от сухого рассудка, а от подлинных чувств, которые заложены Творцом в каждое живое существо. Познай безграничную любовь Изначального, и ты будешь видеть её проявления во всем. Уподобь свой разум сосуду и исполнись Истиной, как водой. Тогда ты услышишь извечный ритм, пронизывающий всё сущее, пульс мироздания, гармонию в диссонансе. Но помни: любви сложно войти в сердце, пока там живет страх. Там, где есть любовь, нет места страху, нет места запретам и догмам. Не нужно бояться собственной силы, сын мой. Не нужно отвергать ее и не нужно предавать себя. Мы не хороши и не дурны, мы такие, какие есть, и в этом высшее предназначение Творца. Не извращай предначертанный путь, сын мой. Твой страх ослепил тебя и сделал уязвимым. А ведь чем значительнее сила, тем больше возможностей и соблазнов применить её неразумно. И тем страшнее последствия наших ошибок, для нас самих и для мира вокруг.

— И тем большую ответственность нам придется нести, — заключил ювелир, не ощущая, однако, привычной тревоги по этому поводу. С удивлением обнаружил он, что причины для радости или страданий зачастую одни и те же, разница лишь в точке зрения.

— Правильно смотреть на вещи очень важно, — словно читая его мысли, мягко подтвердил святой отец. — Важно видеть мир таким, какой он есть, а не таким, каким он кажется, или каким нам хотелось бы, чтобы он был. Глубоко поразмысли над этим, Себастьян, и имей смелость на прямой, честный взгляд. Пока, к сожалению, глаза твои слепы. Ты серьезно заблуждаешься на счет многих вещей… и людей также. Почти всегда такие ошибки приводят к непоправимым последствиям. Будь готов к ним, сын мой, и иди по своему пути. Будь готов.

— Вот как? — задумчиво проговорил ювелир, слыша, как за его спиной священник поднимается и молча направляется к выходу. — Я обещаю подумать над вашими словами, святой отец. Благодарю за поддержку.

Определенно, ему стало намного легче от этого разговора по душам. Несмотря на то, что количество вопросов, кажется, только увеличилось.

Ювелир чувствовал себя потерянным, по-настоящему потерянным. После визита святого отца наваждение как будто развеялось, и он смог снова увидеть свой путь. Увы, тот был начертан не на твердой почве. Мгла сомнений понемногу рассеивалась, открывая внутреннему взору узкую, ненадежную дорогу, скорее тропу. Между высоким огнем и большой водой, по взвеси тумана — куда вела она? Себастьян не знал ответа.

Увы, ступая на призрачные мостки реальности, Серафим и сам не понимал, что ждет его впереди.

Конечно, София не смогла просто так сидеть и безропотно ожидать решения своей участи. Это было бы совсем не в ее активном и деятельном характере. Уже само то, что судьба ее зависит от одного чьего-то слова, значительно угнетало сознание.

Всю первую половину дня Искаженную колотила крупная нервная дрожь. Молодая женщина не находила себе места в тесной комнатушке, неприятно напоминавшей птичью клетку. Воистину, если придется остаться здесь надолго, она будет чувствовать себя очень подавленной.