используем эти мысли искусным образом; скорее, мы перестаём блуждать в мирах, созданных нашим умом.

На более тонком уровне восприятия можно заметить, что также и представление о «настоящем» является понятием, к которому можно привязаться. Португальский поэт Фернандо Пессоа[19] пишет об этом:

Живи, говоришь мне, в настоящем;

Живи лишь в настоящем.

Но я не хочу настоящего. Я хочу реальности;

<…>

Я хочу лишь реальности, вещей вне настоящего [3].

Будда же связывал эту мысль с самим процессом пробуждения, он учил:

Пересекая поток существования, откажись от прошлого, откажись от будущего, откажись от того, что между ними. Если ум освобождён, то, что бы ни случилось, ты не придёшь снова к рождению и старости (Дхаммапада. Глава XXIV. Глава о желании).

Самость

Помимо представлений о месте и времени, наш ум также создаёт мир представлений о нас самих или о нашей роли. Эту идею о себе мы демонстрируем другим людям и сами в неё верим. Когда мы отождествляемся с какой-либо ролью или образом, это уже ограничивает нас. Мы словно бы создаём образец, которому стремимся соответствовать, а затем удивляемся, почему ощущаем себя несвободными. Также можно создавать ограничивающие духовные образы своего «Я». Так случается, когда человек попадает в ловушку оценочных мыслей, связанных с практикой, отождествляясь с мыслями о том, что он хорошо или плохо медитирует, – я называю это «синдромом хорошего / плохого йогина». Мы также переносим эти оценки на других людей, а затем страдаем, сравнивая себя с ними.

Когда человек не захвачен понятиями о собственном образе, ум становится более открытым и расслабленным, обретает большую спонтанность проявлений. Кристин Кокс, писательница и редактор, пишет об удивительном происшествии, связанном с Его Святейшеством Далай-ламой.

Мой друг Сид как-то повесил маску Граучо Маркса[20] в номере отеля, где должен был остановиться Далай-лама во время визита в один из университетов Лиги плюща. Это был жест, полный кармической беспечности, ведь, в самом деле, можно ли измерить мирские и духовные последствия подобной выходки?..

Итак, представьте себе: разнородное общество университетских чиновников расположилось в номере Далай-ламы, ожидая появления своего гостя. Они сидят в креслах, предназначенных для отдыха, выпрямив спины…

Проходит немного времени, и дверь распахивается настежь. Нежданно-негаданно появляется Граучо Маркс – в длинном тёмно-красном одеянии и серьёзных ботинках на шнуровке, – он громко смеётся, хохочет так, что из его глаз, обрамлённых очками, брызжут слёзы…

Что люди чувствуют, когда человек высокого ранга – особенно духовного – ведёт себя так, вообще говоря, неподобающе? Этот вопрос интригует меня, и я звоню сотруднице университета, которая заведует приёмом влиятельных, знаменитых и приближенных к президенту лиц. Эта женщина явно не из тех, кого легко удивить. Я спрашиваю: что вы чувствовали, когда появился Граучо? Сначала, по её словам, она не знала, как реагировать. А затем, как и все прочие, она стала смеяться над абсурдностью происходящего, смеяться с радостью и беспечностью, нетипичной для людей, занимающих подобные должности…

Далай-лама не заботился, что о нём подумают другие. Он увидел, что можно подшутить над людьми, обмануть их ожидания, и использовал этот шанс. Откуда-то он узнал, кого поблагодарить за это. Всё ещё смеясь, он указал пальцем в сторону Сида и сорвал маску. Даже Его Святейшеству иногда хочется выкинуть номер [5].

Мы создаём ещё более основательные понятия о вещах, скажем, понятия о возрасте, поле, расе и культуре. Сколько лет вашему дыханию? Какого пола боль в вашем колене? Какого цвета ваш ум? Безусловно, эти понятия ухватывают определённые различия, существующие в опыте. Это так. Однако нередко мы сильно отождествляемся с ними, привязываемся к понятиям, которые утверждают и укрепляют в нас чувство собственной идентичности. Лауреат Нобелевской премии поэтесса Вислава Шимборская в своём стихотворении «Вид с песчинкой» раскрывает ограниченность привычного восприятия:

Мы зовём эту вещь песчинкой,

Но её имя – не песок, не частица,

Ей хорошо без имени,

Общего, конкретного,

Постоянного, временного,

Неточного, точного.

Наш взгляд, прикосновение – ничто для неё.

Она не чувствует, что её видят и касаются.

И когда она падает на подоконник,

Лишь мы знаем об этом, не она.

Для неё такое падение – что любое другое,

И она не может знать, упала ли она уже

Или ещё падает.

Из окна открывается прекрасный вид на озеро,

Но вид не видит сам себя,

Он существует в этом мире

Бесцветный, бесформенный,

Беззвучный, лишённый запаха и ощущений.

Гладь озера существует, не зная о себе,

И берег озера существует, не зная о себе.

Вода не чувствует, влажная она или сухая,

И волны на воде не ведают, много ли их.

Они плещутся, глухие к своему шуму

О гальку, что не мала и не велика.

И всё возникает под небом, которое – вовсе не небо,

В нём садится солнце, которое не садится,

Оно скрывается, не скрываясь, за бездумным облаком,

Облако колышет ветер, и его причина одна —

Он дует.

Проходит мгновение.

Проходит второе.

Третье.

Но мгновения они – лишь для нас.

Время несётся, будто посланец с важной вестью.

Но это лишь наше сравнение.

Он – выдуманный герой, его спешка – фантазия,

Его весть – нечеловечна [6].

Источник наших глубочайших склонностей и величайших жизненных страданий – первоначальное ложное восприятие, а именно представление о самости, которое создаёт ум. Это идея о том, что за нашим опытом стоит некое «Я», которое переживает происходящее. Я распознаю некую структуру, состоящую из физических и ментальных элементов, называю её «Джозефом» или «собой» и не замечаю иллюзорности этой структуры восприятия, не понимаю, что такие понятия – лишь обозначения изменчивых проявлений сложных взаимодействий.

Представьте себе сильную летнюю грозу. Ветер и дождь, гром и молния; гроза не существует вне этих элементов. «Гроза» – это просто понятие, или обозначение взаимосвязанных между собой явлений. Подобным образом, если внимательнее приглядеться к тому, что мы называем «собой», можно увидеть соединение изменчивых элементов, каждый из которых недолговечен и лишён сущности. Когда мы понимаем свой опыт с точки зрения пяти совокупностей, нам удаётся распознать глубинно-безличностную природу всех явлений.