Ахмед посмотрел пытливым взглядом умирающего на взволнованное лицо молодого человека, почтительно склонившегося к нему.

— Моя жизнь кончена, и никто уж не может лишить меня свободы на земле… Но если вы вправду пришли помочь, если у вас действительно благородные намерения, то спасите мою дочь, мое единственное дитя… Она слишком молода, чтобы умирать… Может, Бог еще сжалится над ней и пошлет счастливую жизнь…

— Я должна жить, отец?! — вскричала Фатме. — Жить без тебя, под властью чужих людей, пришедших уничтожить наш народ? Нет, нет, я умру с тобой, я хочу с тобой предстать перед престолом Бога и молить его уничтожить наших врагов.

— Нет, дитя мое, ты должна жить, я так хочу… Ты должна принять милосердие Божие, чудом проявившееся к тебе… Ты не можешь ослушаться последней воли отца. Я приказываю тебе жить! А вы поклянитесь мне вашей честью, поклянитесь Богом, в которого веруете, поклянитесь вашей матерью, что защитите мою дочь от всякого зла и что она будет так же свободна, как вы сами. Я знаю, в вашей стране нет рабства, и женщин чтут высоко… Поклянитесь мне беречь Фатме как сестру!

— Клянусь Богом, моей честью и жизнью моей матери! — взволнованно отвечал сэр Вильям.

— Так возьмите ее, — сказал Ахмед-хан все слабеющим голосом, — спасите от Суджи Даулы и его полчищ, и да не коснется вашей головы проклятие, тяготеющее над вашим народом за неправедно пролитую кровь… а ты, Фатме, повинуйся ему, как мне… Я так хочу… Это мое последнее приказание… моя последняя просьба!

— А если он дал ложную клятву? — вскричала Фатме. — Разве можно верить убийце?

— Он сдержит слово, — сказал хан, — взгляд умирающего видит правду… а если бы не в его власти было защищать тебя, если бы тебе все-таки угрожало рабство… у тебя есть средство соединиться со мной… Живи… Прощай…

Он слабо протянул руку сэру Вильяму. Тот встал на колени, почтительно взял руку умирающего воина, голова которого тяжело упала на руки дочери. Губы Ахмед-хана еще раз прошептали имя Фатме, глаза закатились, хриплый стон вырвался из груди, и он умер. Сэр Вильям шепотом прочитал молитву. Фатме, рыдая, поцеловала холодеющий лоб отца и закрыла ему глаза.

Глубокая тишина царила в кругу, оцепленном английскими солдатами, а за ним раздавался дикий победный рев солдат набоба.

Фатме поднялась мертвенно бледная, вытерла слезы и пристально посмотрела на сэра Вильяма.

— Мой отец приказал, и я повинуюсь, — сказала она на ломаном английском языке, — распоряжайтесь мной и помните вашу клятву.

Сэр Вильям поднялся и посадил Фатме на ее маленькую лошадку, смирно стоявшую рядом.

— Можете мне довериться, — сказал он, — я охраню вас собственной жизнью.

Сэр Вильям приказал солдатам поднять тело Ахмед-хана и положить на коня.

— Ваш отец будет погребен со всеми почестями, подобающими военачальнику. Теперь едем, вам не место на поле сражения.

Фатме и сэр Вильям, окруженные английскими солдатами, поехали к полковнику Чампиону через поле битвы, на котором не осталось ни одного живого рохилла.

Суджи Даула с неудовольствием смотрел на разыгравшуюся перед ним сцену, но не посмел протестовать. Он подъехал со свитой к полковнику, в высокопарных выражениях высказал свою благодарность.

— Я исполнил мой долг, — холодно отвечал полковник, — но с тяжелым сердцем, никогда еще победа не доставляла мне так мало удовольствия.

— Ваш офицер увез Ахмед-хана, — сказал Суджа Даула, — а он принадлежит мне, он мой пленный.

— Ахмед-хан не пленный, он умер, — возразил полковник. — У нас принято чтить павшего врага, и его опустят в могилу с военными почестями.

— А его дочь? — вскричал Суджи Даула, злобно сверкнув глазами на сэра Вильяма.

— Его дочь находится под моей охраной. Мы ведем войну не с женщинами, и наши пленные не рабы.

— Она принадлежит мне, как и вся земля рохиллов, — сказал Суджи Даула, — но пусть будет так… С друзьями не надо спорить… Поздравляю сэра Вильяма с добычей. Господин полковник, приглашаю вас и ваших офицеров на победный пир в моем дворце.

— Я вынужден отказаться от приглашения вашего высочества, — отвечал полковник, — долг службы требует моего присутствия при войсках, которым нужен отдых.

Он поклонился и отдал приказ возвращаться в лагерь. Полковник Мартин приказал войскам занять завоеванную местность и привести обратно бежавших жителей.

Многим рохиллам удалось достигнуть ущелий Гималаев, других поймали и кнутами загоняли обратно как рабов для заселения опустошенной земли.

Цветущая некогда страна представляла собой пустыню, благородный, храбрый народ исчез с лица земли, но в книги Ост-Индской компании была занесена прибыль в четыреста тысяч фунтов стерлингов, и ее директора в Лондоне могли выдать такой дивиденд, о каком не могли и мечтать.

Вечером дня битвы в лагере англичан было тихо. Для Фатме раскинули палатку. Она лежала на приготовленной ей постели, и до караульных иногда доносились сдержанные рыдания. У старых солдат выступали на глазах слезы и срывались проклятия азиатским варварам.

На следующий день полковник Чампион сделал набобу неожиданное сообщение, что он имеет приказ остаться в Лукнове для наблюдения за выполнением договоров и для содействия правительству Аудэ в делах по управлению провинциями Корой, Аллахабадом и вновь завоеванной землей рохиллов. Он потребовал помещения для войска и назначения крупной суммы на его содержание.

При всей своей сдержанности и хитрости набоб не мог скрыть неудовольствия, но пришлось покориться, так как полковник Мартин объявил, что ему потребуется много времени для обучения войска Аудэ и что пребывание отряда полковника Чампиона в Лукнове необходимо, чтобы держать в страхе и повиновении соседние племена и даже двор в Дели.

Набоб согласился на расквартирование английского войска, отвел для него помещения, приказал выдавать продовольствие и рассыпался в благодарностях за удивительную любезность и заботливость губернатора.

Таким образом княжество Аудэ, которое англичане признавали независимым от Могола государством, увеличилось, но сильный отряд английского войска стоял в Лукнове, армия Аудэ находилась под командой английского полковника Мартина. Правительство было освобождено от содержания отряда полковника Чампиона, и касса компании обогатилась миллионами. В сущности, Аудэ превращалось в вассальное княжество Англии.

Полковник Чампион держал своих солдат в казармах в строгой изоляции, не допуская общения ни с народом, ни с туземными войсками Аудэ. Казарменные здания походили на маленькую крепость. У ворот стояли пушки, посты занимали сильные караулы. Он ежедневно выезжал на учения в открытое поле за городом.

Сэр Вильям должен был по окончании похода вернуться в Калькутту. Он позаботился о торжественном и пышном погребении последнего военачальника рохиллов. Под молитвы мулл Ахмед-хана опустили в могилу на военном плацу. Войска стояли в парадной форме, артиллерия и пехота дали залпы, а полковник Чампион приказал обнести золоченой решеткой могилу храброго хана.