в котором сейчас всё: трусики, носки, лифчики, бретельки, купальники и даже колготки. Нужно же было как-то создать видимость наполненности.

Прохожу к кровати и опускаюсь на неё, смиренно ожидая кары небесной, ой, родительской, и «помощи» мамы, которая должна прибыть с минуты на минуту. Так и представляю, как она меня на куски разорвёт. За то, что роман с Виктором закрутила. За то, что ей не сказала. И за трусики, естественно.

— Ну что… любовь моя, — тянет родительница, войдя в мою комнату с полотенцем в руках. Она его взяла, чтобы меня поколотить? Выбить дурость из головы? Так поздно! Я уже такая, какая есть. Раньше надо было воспитывать. — Как у нас дела, Роза?

— Всё нормально, мам, — отвечаю с широкой и искусственной улыбкой.

Мне капец! Мне капец! Убьёт! Съест! И даже не подавится.

— Ничего подкупить не надо?

— Нет, — мотаю головой с прежней улыбкой. — Всего хватает, мамулечка. Не переживай. Можешь идти заниматься своими делами. Я сама со своими справлюсь, мамочка! Всё есть! Ничего не надо! Всего хватает!

Долго сверлит меня испытующим, оценивающим взглядом, после чего всё же заговаривает, поняв, что я как партизан буду молчать и себя не сдам:

— А что ты будешь делать, когда Виктору опять трусики придётся пихать?

— Куплю новые, — опускаю взгляд, убрав дурацкую улыбку с лица. — Возьму деньги и куплю новые. Логично ведь.

— Ну и паразитка же ты, Роза! — опускается рядом со мной на кровать, недовольно покачав головой. — Рассказывай. За что парня так ненавидишь? За что наказать решила? Что плохого он тебе сделал?

— Ч-чего?

— Того, дочь моя, — вздыхает она устало. — Быть с тобой — сплошное наказание. Поэтому спрашиваю — за что парня наказываешь? Разве семнадцать лет жить с тобой под одной крышей недостаточно для него?

— Ой, мам! — тяну, закатив глаза. — Ну что ты начинаешь?! Наказание, наказание. Нормальная я. Весёлая и озорная. Просто у нас с Виком так вышло. Влюбились. Начали встречаться, и пошло-поехало.

— У вас уже что-то было? — задаёт вопрос в лоб. — Ты с ним уже спала? Да? Раз твоё нижнее бельё в его кармане?

— Бельё я ему напихала, — честно признаюсь. — Кристина сказала, что это действенный способ, чтобы парень не изменял. Был верен и…

— Как я не догадалась, что без Лапиной здесь не обошлось! — восклицает, дотронувшись до своего лба со вздохом. — Это единственный ритуал или ещё будут?

— Ещё будут.

— А дальше что? Бюстгальтеры парень начнёт в своих карманах находить? Или что похуже? Ты мне скажи, чтобы я была готова, — не то ругается, не то возмущается мама. — И не смотри на меня так, Роза. Я откуда знаю, что в твоей голове творится, а тем более в головушке твоей сумасшедшей подруги.

— Такого не будет, — бросаю раздражённо.

— Роза, доченька моя. Ты думаешь, это всё работает?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Вот и проверим. А что я могу сделать?

— Роза, тебе стоит немного думать головой, — мама берёт меня за руку и заставляет взглянуть в её глаза. — Ты сейчас просто представь, что Виктор выронил бы трусики не у нас дома, а, например, на совещании. Что бы он испытал в этот момент?

— Думаю, улыбнулся бы, — отвечаю, сама растянув уголки губ в разные стороны. — А вот все вокруг были бы смущены.

— А представь, каково было бы папе? — продолжает родительница. — Куча людей увидели бы трусики его дочери.

— Папе было бы… ужасно, — виновато шепчу, поняв, к чему клонит мама. Мой поступок был детским, необдуманным и глупым.

— Вот, — тянет мама. — Я не запрещаю тебе играть во все эти бессмысленные ритуалы, Роза. Я такой же была в твоём возрасте. Но я лишь прошу тебя думать о том, что ты делаешь. Иногда твои поступки, которые приятны тебе, могут быть неприятны другим. Я знаю, что мы с папой учили тебя всегда думать о себе в первую очередь, но это не значит, что о других ты должна забывать.

— Извини, мам, — искренне прошу прощения. — Я не подумала. Просто… просто сейчас, когда я поняла себя, начала испытывать новые для себя чувства, я… я боюсь их потерять. А ещё я боюсь, что всё это несерьёзно для Виктора, и он меня бросит.

— И думаешь, твои ритуалы вам помогут?

— Не знаю, — произношу на грани того, чтобы разрыдаться. — Но я хоть что-то ведь делаю, и от этого мне спокойно.

— Девочка моя, чтобы удержать мужчину, не надо подкидывать ему свои трусики. Просто позволь ему любить тебя и люби его в ответ. Это сложно, потому что слишком просто, и люди ищут подвох. Но вот единственный секрет длительных отношений — надо любить и понимать друг друга. Вот и всё.

— Мам, ты не злишься? — задаю вопрос, искоса взглянув на любимую родительницу. Вот вроде бы и не ругала, но мозг на место вставила. Вроде бы и не кричала, а чувствую себя виноватой. — Что я с Виктором?

— Злюсь, — кидает, не медля ни секунды. — Мне мальчика моего жаль.

— Мальчика? — переспрашиваю удивлённо, и она кивает. — А дочь?

— А дочь сама кому хочешь мозги вынесет. А вот мой сынок — мальчик вежливый, терпеливый и приличный. Я бы ему другую невесту хотела. Спокойную, уравновешенную и желательно с мозгами в голове. А не вот это вот чудо без трусов.

— Иди ты! — бросаю, цокнув. — Я самая идеальная невеста! Ты меня знаешь. Ты меня можешь контролировать. И я не уведу у тебя твоего сына! Нам не придётся его делить между собой! И вообще! Тебе внуков не придётся делить со второй бабушкой! Идеально ведь для тебя!

— Да шучу я, Роза, — сдаётся мама со смехом. — Я в принципе, догадывалась, что однажды ваша дружба и привязанность к друг другу именно этим и закончится.

— А папа?

— Он любит Вика, но всё же больше он любит тебя. Одна мысль, что однажды у тебя появится мужчина, приводит его в бешенство. Ты для него была и всегда будешь маленькой избалованной малышкой, которую он будет защищать от всех и вся. Даже от того, что тебе пойдёт на пользу. Я не знаю, какая у него будет реакция, но, думаю, будет сложно первое время.

— Он не примет наш союз? — спрашиваю, теряя надежду с каждой секундой.

— Я подготовлю его, но пока будьте с Виктором поаккуратнее.

— Ладно. Спасибо, мам! И я рада, что ты теперь знаешь, и ты рада за нас. Мне, правда, было важно твоё мнение. Это ведь мои первые отношения.

— Я всегда буду рада, если мои дети счастливы, — тянет она, чмокнув меня в висок. — Ну а теперь давай