Камила. Вылетело из головы, что я поставила на рукописи свое настоящее имя.

– Спасибо вам громадное. – Но что же думает Эллен Нелсон? Не терпится узнать, к чему мы клоним. И на работу опаздывать нельзя.

– Ну, Элли сама новых авторов сейчас не берет. Я бы хотела заняться этим романом сама. Хотела бы представлять вас. Уверена, что к этой работе и так много интереса, и я вам сразу скажу: у меня это первая книга. Я проработала в агентстве “Нелсон” три года и ждала романа, который поднимет меня на милю вверх, – и это ваш роман.

Понятия не имею, что спросить, что сказать. Почему я не подготовилась к такому?

– Вы уже приняли решение? Я опоздала?

– Нет, не приняла. Пока нет.

– Фуф. – Смеется. – У меня ладони сейчас вспотели. Интересно, как люди вообще предлагают руку и сердце. У меня нет опыта, – продолжает Дженнифер. – И я совершенно пойму, если вы заинтересованы в более проторенном пути. Но вы будете у меня единственным клиентом. – Вновь смеется. – Я посвящу вам все свое внимание, сосредоточусь на вас, а это, если поговорить с моими родственниками, может быть очень пылко. Я умею много работать. Элли сказала, что будет счастлива дать мне полную и развернутую рекомендацию. Хотите, соединю вас с ней?

Щелк – и вот уж говорит другой голос, словно я опоздала включиться в разговор.

– У вас, может, есть кто-то на выбор с авторами при громких именах и с модным адресом, но говорю вам: чтобы рулить кораблем, вам нужна Дженнифер. Никто другой. – Кажется, делает быстрые три затяжки и выдувает весь этот дым в трубку. – Перво-наперво, ее все бесит. Все. У меня было три дебютных бестселлера в прошлом году. Ее выбесили все три. Сказала мне, что к ним не притронется. Ваша книга… я ее пока не читала… но ваша книга точно что-то из ряда вон выходящее, поскольку эта девица отвергает все подряд. Во-вторых, она с амбициями. Она себе гузку ради вас порвет. Она вам выложит подробно, что делает и почему. У вас, вероятно, есть другие варианты. – Ждет, чтобы я подтвердила это, я молчу, и она говорит: – Вы жеманитесь. Ладно. Понятно. Тем не менее я знаю этот бизнес и даю вам первоклассный совет.

Благодарю ее, и мне делается легче, когда она возвращает меня Дженнифер. Дженнифер принимается рассуждать о рукописи. Я едва все это впитываю – ее воодушевление, ее пристальное чтение, ее доброту. Она перебирает сцены, а я вспоминаю, где писала их – в желтой кухне в Альбукерке, в баре под квартирой матери Пако. Дженнифер говорит о ловком разрыве в повествовании, о резком конце Клариного детства, и, когда повествование возобновляется, интонация тонко, но отчетливо смещается. Это произошло в гостевой комнате у Калеба с Филом в Бенде, в те недели после маминой смерти, и я совсем не могла писать, а вернулась к книге из другого состояния вынужденно. Юный голос Клары исчез. Дженнифер не останавливается, а я вижу лишь то, что ей не увидеть, – годы моей жизни, вплетенные в страницы.

– Но кое-что я бы уточнила, – говорит она и перечисляет несколько элементов в книге, которые, с ее точки зрения, нуждаются в большем внимании. Это резонно. Она выявила то, о существовании чего в тексте я не догадывалась, а также то, мимо чего проскочила. Она говорит долго, я смотрю на часы и думаю, не условиться ли с ней, что я перезвоню после работы, но перебивать не хочу. Мне надо знать, куда она со всем этим дальше двинется. Как будет представлять меня и как именно это устроено?

Спрашивает, готова ли я доработать и прислать ей новый вариант. Спрашивает, управлюсь ли я за месяц.

– Нам бы хотелось выдать рукопись редакторам до праздников. На праздниках ничего не продашь.

Соглашаюсь доработать, мы прощаемся. На часах 11:34. Ресторан только что открылся на обед. Выметаюсь за дверь.

Маркус в таком бешенстве, что чуть не отправляет меня домой, но без всякой брони заявляется компания из восьми репортеров “Глоуб”, и взять их некому. Говорит, что вкатывает мне второй выговор. Говорит, вишу на одном волоске. Мне плевать. У меня, бля, агент есть.

Отыскиваю Гарри в кухне, он забирает клаб-сэндвичи с индейкой. Рассказываю о Дженнифер, он ставит сэндвичи обратно и крепко обнимает меня. Громко улюлюкает, Тони велит ему заткнуться. Гарри не затыкается. Продолжает улюлюкать. Выкладываю, чтоґ она сказала и что мне предстоит доработка, у Дженнифер куча всяких идей.

– Например?

Взираю на Гарри. Не помню ничего из того, что Дженнифер говорила, за исключением чего-то там про переход в пятой главе.

– Что-то про пятую главу, – говорю.

– Ты же конспектировала, да?

– У меня сердце колотилось, я опаздывала на работу и не знала, к чему это все идет.

Он треплет меня по спине.

– Позже сможешь перезвонить ей.

– Ага, – говорю, но знаю, что не буду.

Кажется, стоит оказаться дома, сесть за стол и прижать телефонную трубку к уху – и я сразу вспомню, что говорила Дженнифер, но нет. В то утро во всем сказанном было столько смысла. Помню это чувство, этот восторг, но слова вспоминаю немногие. Кажется, обсуждали тему обладания, сквозной нитью проходящую сквозь роман, но я не знаю, что именно Дженнифер сказала. Не помню ничего из того, над чем она просила поработать, не считая сцены вечеринки в пятой главе. Ей показалось, что к этой сцене нужно несколько строк подводки. Вроде бы Дженнифер сказала, что эта глава может быть и подлиннее на несколько страниц.

Звоню Мюриэл. Она собирается на свою конференцию в Рим. Едва управляюсь выложить ей все это. Она советует мне записать каждое слово из того разговора, все, что смогу вспомнить, сколь угодно бессвязно. Следую ее совету, перезваниваю. Выслушивает, затем долго рассуждает об идее обладания в романе и о том, как вся история Кубы воплощена в теле Клары. Мюриэл подбрасывает еще несколько соображений, возникших у нее, пока читала рукопись. Не помню, говорила ли Дженнифер что-то подобное, но мысли толковые, и я их записываю все подряд.

Желаю безопасной поездки. До того, как вешаем трубки, повторяю это раза три или четыре.

Оскар говорит, агенты начинены этим делом, и пусть я забыла, что там Дженнифер сказала, это не имеет значения.

– Явно что-то не памятное.

Едем в Уэллзли на Оскаровы чтения. На мне юбка и длинная нитка маминых бус.

– Нет, памятное. Она умная и внятная, и мне очень понравились ее соображения.

– Но не настолько, чтобы их запомнить.

– Я опаздывала на работу и плохо спала, да и мозги у меня в тумане последнее время.