Собранные внизу плоды голода не утолили. Превозмогая боль, Никита осторожно поднялся по склону, взобрался на валун, потянулся к ветке. Нога соскользнула, нестерпимая боль вновь бросила в беспамятство…

* * *

Киев, дорогой сердцу град на берегу могучего Днепра, выплывает из тумана. Там матушка, Витим, Надежа, они ждут. С каждым шагом он становится к ним ближе. Позади рычание, острые зубы впиваются в ногу, терзают ее. Боль передается на руку. Хочется кричать, звать на помощь, но из уст вырывается тихий стон. Зловонная пасть медведя тянется к шее, к голове, но вдруг превращается в человеческое лицо. Это Живород. Он кричит, но его слова тягучи, словно мед: «Повторяй! Земля родимая, дай мне силы зверя лесного!» Повторить не получается, вместо этого уста молвят иное: «Господи милостивый, спаси и сохрани!» Живород хватает за руку, тащит к берегу Днепра, окунает головой в холодную воду: «Говори!» Губы выталкивают: «Нет!» Холод обжигает тело. Волхв кричит голосом Бакуни: «Никита! Киянин! Жив ли?!» Живород уходит, перед глазами Бакуня. Мысль: «Вот и меня господь забрал вслед за сотником» – сменяется пониманием того, что он не на небесах и перед глазами живой вятич. «Значит, помог господь, привел помощь?» Вслух вымолвил:

– Бакуня, жив.

Вятич улыбнулся:

– А то. Рано ты меня похоронил.

– Я ведь видел, как тебя ивериец булавой… Ты не двигался… Я думал, мертвый…

– Вскользь ударил, злодей. Я только малость в беспамятство впал. Очнулся, наши пленных вяжут, остальные иверийцев дальше погнали. Стал тебя искать. Кто-то из сотни сказал, что вроде бы ты за иверийцем в горы полез. Уж не за тем ли, который меня ошеломил?

– За ним.

Бакуня одарил Никиту благодарным взглядом.

– Я так и подумал. Значит, отомстить за меня хотел?

– Хотел, да не сумел.

– Я сам за тебя и за себя отомстил.

– Как это?

– Взял пятерых воев наших и следом за тобой отправился. Сам ведаешь, я охотник бывалый, а наследили вы изрядно. Один только ивериец добра сколько растерял: булаву, шлем, щит. По вашим следам до уступа добрались. Видел, бой был, кровь видел. По кровавым следам пошел, набрел на кольчугу, понял, что за иверийцем иду и что с тобой беда. Решил противника твоего настигнуть и от него все узнать.

– Догнали?

– Догнали. Куда ему, раненому? Да и силенок он на тебя потратил немало. Только упорный больно. Сдаваться не захотел, про тебя сказал, что убил и шакалам на съедение бросил… Осерчал я, там же его и изрубил…

Бакуня потер ладони, будто смыл с них кровь, поправил шерстяной плащ под головой Никиты. Никита облизнул пересохшие губы, спросил:

– Как меня нашел?

– Когда назад к уступу пошли, дождь начался. В дожде на большой отряд иверийцев наткнулись. Они с поля боя бежали да с нами повстречались. Едва от них отбились. Пришлось другой стороной уходить… В стан вернулись, когда темень нашла. Ночью, сам понимаешь, тебя в горах искать то же, что камень в море. Утром, только светать начало, снова на поиски пошли. С уступа и начали. Под ним кусты сломанные приметили, в ежевике просеку, у дерева ветки обломанные. Дальше след твой к пещере малой, а от нее к ручью привел. Здесь тебя и нашли… Ну ладно, будет разговоры вести, бери его, молодцы.

– Постой, иверийцев одолели?

– Одолели. Погнали передовых, а за ними и все войско Георгия. Лучники нас остановить пытались, но катафракты их разогнали. Тогда дальше пошли. Били, пока не стемнело. Пленных, добра всякого, оружия и коней взяли великое множество. Молвят, кесарские сокровища, что при Георгии были, тоже. После битвы базилевс велел воинам за плату головы мертвым иверийцам отрубать и в одно место приносить. Слышал я, Василий хочет их кучками вдоль дорог уложить, в устрашение тем, кто хочет воевать против Ромейского государства. А сегодня приказал войску собираться, дальше в земли Георгия пойдем. Базилевс Василий упрямый, не успокоится, пока своего не добьется.

* * *

Болгаробойца врагов не щадил, разорял земли царя Георгия и его союзников до той поры, пока холода, падеж коней и болезни в ромейском войске не вынудили его спешно вернуться в собственные владения. Обратный путь по горным тропам был тяжелым и принес немалые потери среди людей. Десятки воинов не выдержали перехода, многие остались лежать незахороненными на холодных камнях. Были потери и среди наемников-русов, но гораздо меньшие. Пришлось оставить и часть добычи: разоренные жители охваченной войной земли мстили за беды, принесенные войском базилевса. В ту пору сильно простудился и сам Василий, но по приходу в Феодосиополис лекарям удалось поставить его на ноги. И все же потери оказались не пустыми. Базилевсу удалось добиться желаемого. Георгию Багратиду все же пришлось признать поражение. Иверийский царь выразил покорность Василию, вернул ранее отторгнутые у Ромейской державы земли Давида Куропалата в Кола-Артаани, Тао, Джавахети и отправил сына Баграта заложником в Константинополь, сроком на три года. Кроме того, царь Васпуракана Иоанн Сеннакериб Арцруни и владетель Ани передали в руки базилевса свои владения со множеством городов, крепостей и селений. Греческая держава усилиями автократора Василия и его победоносного войска вновь укрепилась на востоке и приобрела новые земли. Еще одной победой, пусть и не прямой, стало поражение союзников царя Георгия – касогов от войска русского князя Мстислава Тмутараканского.

Град Тмутаракань, иначе величаемая русскими людьми и Тьмутороканью, и Тмутороканью, изначально имела название Гермонасса и была основана греками из города Митилены, что стоит на далеком острове Лесбос. Место переселенцы выбрали на земле племени синдов, на восточном берегу Боспора Киммерийского, пролива, который соединяет Понт Эвксинский, иначе Русское море, и Меотийское, именуемое на русский лад Сурожским. Выбрали не зря: края, богатые зверем, рыбой, пастбищами. Кроме того, и расположение удачное, в самый раз на пересечении торговых путей. Поняли это и боспорские цари, кои прибрали к рукам богатый город, но пришло время, и его хозяевами стали хазары. Новые хозяева нарекли его Таматарха. В свою очередь, Святослав Киевский разбил хазар и разрушил их города. Князь-воин погиб на берегу Днепра от рук коварных печенегов. Спустя некоторое время Таматарха оказался под рукой князя Владимира Святославовича. Он же посадил своего сына Мстислава править новым княжеством с городами Тмутаракань, Корчев, Белая Вежа и селениями. Удел небольшой, от других удаленный, но для Руси важный. Удаленность для княжества большой бедой не была. Херсонес тоже от Греческого государства находился не близко, но многие годы существовал в окружении враждебных племен, при малой поддержке из Константинополя. Тмутараканцы ходили Русским морем, по Днепру к Киеву, Сурожским морем по Дону в северские земли к Чернигову и Переяславлю, а через них с другими градами общались. Да и помощи от Руси особо не требовали, и в прошлые годы, и ныне всего в Тмутаракани было в достатке, крепко стоял на ногах древний город. Опять же, торговля. Товара из чужих земель, доставляемого посуху и по морю, немало, да и своего, на зависть иным городам, хватает. Тмутараканцы продавали поделки из железа, стеклянные браслеты, глиняные кувшины, особенного вкуса белый мед и во множестве вяленую и соленую рыбу. Благо соли вдосталь. А вот пресной воды излишка не было, хотя для питья и полива все же хватало. Потому и росли вокруг города плодовые деревья и виноградники, колосились поля овса, проса, ячменя. От них пища, вино. Хватает дичи и скота, немало коней. Есть на что посадить воинов, чем торговать, чем кормиться городу. Горожан ведь немало, языков разных: греки, хазары, печенеги, касоги, армяне, обезы, болгары, Русской земли люди. И веры разной: христиане, язычники, иудеи, мусульмане. Сословий всяких и достатка. Живут в городе и богатые купцы, и мелкие торговцы, и дружинники, и ремесленники, и рыбаки. Всем хватает места за рвом и мощными стенами из сырцового кирпича, строенными еще при правлении хазарских каганов, а затем частично разрушенными воинами Святослава Киевского. Молодой князь Мстислав Владимирович велел стены восстановить. По верхам поставили городни и башенки из бревен. Кроме этого, укрепили самую высокую и большую башню из камня и кирпича, на которой по ночам зажигали огонь, знак заблудшим морякам и рыбакам. За укреплениями начинался город. Каждому хочется жить под защитой стен, потому и теснота, узкие улицы. Жмутся друг к другу саманные домики бедноты, приземистые, крытые камкой – морскими водорослями и камышом. Иные жилища у купцов и зажиточных тмутараканцев, строенные все из того же кирпича и камня, у многих двухъярусные, крытые черепицей, с небольшими двориками, располагались ближе к площади и княжескому двору. Эта малая крепость стояла на возвышенности. За глинобитным валом и стенами находились церковь, княжеский дом, гридница, хранилища запасов. Там же была яма для воды на случай осады. Но Мстислав за стенами отсиживаться не собирался, более держал надежу на дружину, для которой ничего не жалел: кормил, поил, одаривал. Перед воями головы не задирал, при нужде делил с ними тяготы. Тем и был похож на славного деда, Святослава Игоревича.