– Мы можем на время забыть о венецианцах? Давай обсудим текущее положение дел, – предложил он.

Флавия переменилась в лице, словно была обижена его резкостью.

– Звонила Сильвана. Доктора пока что ничего ей не говорят, лишь то, что ей позволят посмотреть на мужа завтра утром.

Флавия постаралась, чтобы эти слова прозвучали оптимистично, однако ее попытка не удалась. Женщина сжала губы и уставилась на ковер.

Брунетти подождал немного.

– Как я уже сказал, нам пора поговорить о том, что происходит, Флавия. А происходит вот что: кто-то попытался убить Фредди. Не больше и не меньше.

Она отреагировала мгновенно и довольно резко.

– Представить не могу, кто мог желать ему смерти! – Женщина с минуту изучала узор на ковре, потом добавила: – Мы поддерживали с Фредди связь, с тех пор как… ну, после нашего расставания.

Флавия посмотрела на Брунетти вопросительно: понял ли он, о чем речь? Комиссар кивнул.

– И он ни разу не упоминал о том, что у него серьезные проблемы с кем бы то ни было. – Женщина в отчаянии развела руками. – Бога ради, ты ведь его знаешь! Невозможно представить, чтобы у Фредди – у Фредди! – были враги.

– То-то и оно! – последовал ответ.

Флавия распахнула глаза, попытавшись изобразить замешательство, но это не сработало. По крайней мере, с Брунетти.

Женщина молча встала и, обойдя кресло, опустилась в него. Оказавшись лицом к лицу с собеседником, она снова переплела руки на груди.

– Хорошо. Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказала? – спросила наконец Флавия, надевая «все обличья, виды и знаки»[73] правды.

– Как долго ты живешь в этой квартире?

– Четыре недели. Мне разрешили приехать в Венецию уже после начала репетиций, на неделю позже остальных.

– Как получилось, что ты тут поселилась? – спросил Брунетти, обводя комнатушку рукой.

– Я не предупредила Фредди о том, что приеду, – ответила Флавия так, словно ее обвинили в желании устроиться за чужой счет. – Он увидел мое имя в программе предстоящего театрального сезона, прошлой осенью, когда ее опубликовали.

– И?..

Женщина выразительно хмыкнула – совсем как ребенок, который хочет показать, что взрослый слишком к нему придирается.

– Фредди позвонил мне и сказал, что я должна остановиться у него, в этой квартире. – Увидев, как Брунетти это воспринял, Флавия добавила: – Не так уж тут и плохо! Это – худшая комната в квартире. Не знаю, почему я привела тебя сюда.

Напрашивался ответ, что она выбрала эту комнату как самую близкую к входной двери, поэтому и выпроводить гостя ей будет проще.

– Театр не обеспечивает тебя жильем? – спросил Брунетти.

– Театр? – искренне изумилась Флавия. – Единственное, что они делают, – это присылают список риелторских агентств.

– И ты звонила в эти агентства?

Она хотела было ответить, потом посмотрела на него и осеклась на полуслове.

– Нет. Не было времени. И вообще, гораздо проще было остановиться здесь.

– Ясно, – сказал Брунетти мягко. – Ты много времени проводила с ними?

– С кем – с ними?

– С Фредди и Сильваной. Или только с Фредди.

– Несколько раз они приглашали меня на ужин, – ответила Флавия.

Брунетти не торопил ее.

– Но случалось, мы ужинали с Фредди вдвоем. – И, прежде чем Брунетти успел задать еще один вопрос, Флавия пояснила: – Сильвану опера не интересует. Совсем. И потому возникает неловкость…

Фраза повисла в воздухе, но женщина так и не подобрала нужного слова. Брунетти пожал плечами, но развивать тему не стал.

– Значит, вас с Фредди могли видеть вдвоем?

– Думаю, да, – ответила Флавия, на этот раз – как ребенок, который почему-то дуется на вас.

Брунетти встал и медленно подошел к окну. Отсюда было видно больше: то есть еще больше кирпичной стены дома на другой стороне калле. Почему Фредди не переделает эту тесную, убогую клетушку? Не снесет стенку, чтобы снова впустить сюда больше света, больше жизни, больше свободы? Тут Брунетти одернул себя. Какой вердикт вынесут врачи? Сколько света, жизни и свободы будет в распоряжении у самого Фредди?

Комиссар повернулся, посмотрел на Флавию и прямо сказал:

– Мне нужны имена всех твоих любовников за последние несколько лет. Безразлично, кто это. Мне нужен полный список – и информация о том, чем кончилось дело. В смысле, не затаил ли кто-то из них на тебя обиду.

Если бы он перегнулся через пышно сервированный стол и плюнул ей в суп, Флавия и то была бы менее шокирована. И взбешена.

– Чем я с ними занималась, ты тоже хочешь знать?

– Драматизм хорош на сцене, Флавия, – сказал Брунетти, чувствуя, что начинает уставать от нее. – На Фредди напал тот, кто до этого посылал тебе цветы и столкнул ту бедную девушку с моста. Ты – единственное связующее звено между ними.

Комиссар дал Флавии возможность возразить или продемонстрировать свое раздражение, но она сидела молча и смотрела на него, с лицом, все еще застывшим от удивления и красным от внезапной вспышки гнева.

– Предполагаю, что побудительный мотив здесь – ревность. Он злится, что у вас когда-то что-то было и прошло, либо из-за твоих нынешних отношений. Или из-за того и другого. Остальное – бессмысленно.

– Тут я с тобой не соглашусь. – В громком голосе Флавии отчетливо слышался нарастающий гнев.

– Есть объяснение получше? – спросил Брунетти.

– Конечно, нет, – ответила она. – Но нет и доказательств, что оба нападения связаны между собой.

Брунетти вернулся, остановившись меньше чем в метре от ее кресла.

– Не говори ерунды, Флавия, – сказал он, подаваясь вперед. – Насчет остального не знаю, но ты точно не глупа. – И после паузы добавил: – Сколько еще доказательств тебе нужно? Ты хочешь, чтобы кого-нибудь убили?

Слова Брунетти пришлись Флавии не по вкусу. Она встала и отошла от него подальше.

– Сколько еще людей должно пострадать, прежде чем ты признаешь правду? – спросил он, уже не пытаясь скрывать нарастающее раздражение. – Ты месяц в Венеции, и все это время этот тип следит за тобой. Наверняка ты успела пообщаться с кучей народа. Скольким из них надо попасть в беду, чтобы ты осознала, что происходит?

Комиссар шагнул в ее сторону. Флавия не позволила к ней приблизиться: отошла к окну, повернулась лицом к Брунетти и оперлась о подоконник. Какое-то время они простояли так, друг напротив друга, ожидая, кто первый пойдет на попятный. Тянулись минуты, но Брунетти продолжал хранить молчание.