это время. Будь то Европа или Русь. Стяг государев сам по себе достаточная защита, но не настолько, чтобы полностью расслабляться. Но мы будем готовы, насколько это вообще возможно.

День закончился молебном, естественно – раздельным.

Ночевать я собирался на когге, но попал туда уже в сумерках. Прежде чем ложиться, решил разобраться еще с некоторыми вопросами. 

- Ваня, подойди ко мне.

- Да, твое блестя... ваше сиятельство... – мальчик с удивительной быстротой перенимал иноземные обычаи, но все еще путался в обращениях.

- Завтра мы уходим в Москву.

- Я знаю...

- Я хочу, чтобы ты решил, оставаться здесь или отправляться со мной. Если останешься, я пойму правильно и награжу за службу. Если со мной...

- С тобой, княже! – недослушав, выпалил Ванятка.

- Еще раз перебьешь...

- Прости, княже, – мальчик виновато понурился. – Никогда боле, прости.

- Если со мной, то путь будет очень долгий. И даже я не знаю, к чему он приведет.

Ваня было собрался что-то сказать, но удержался и промолчал.

- Больше всего, я ценю в людях верность. Но учти, порой ее блюсти бывает очень трудно и смертельно опасно. А предательство карается только одним – смертью. Дав клятву, ты забываешь обо всем, кроме своего господина. Ни вера, ни прежний государь, ни мать с отцом, не могут стать помехой для службы. Подумай хорошо и реши прямо здесь и сейчас.

- Буду... служить... – делая паузы после каждого слова, твердо сказал мальчик.

- Хорошо. Становись на колено и повторяй за мной...

После того как Ваня произнес слова клятвы и поцеловал мне руку, я встал с кресла и достал из шкатулки золотой медальон с вычеканенным на нем гербом Арманьяков – знак пажеского сана, и надел его на шею мальчику.

- Отныне ты паж графа Божьей милостью Жана VI Арманьяка. Никогда не забывай этого. Служи верно и путь твой будет достойно вознагражден!

- Клянусь!!! – торжественно и истово прошептал Ваня. – И порукой мне в том Господь наш!

- Принято.

Я осознанно посвятил мальчишку в пажи, хотя такое решение может аукнуться в будущем. В дворян понятие службы сюзерену вдалбливается с молоком матери, а простолюдин руководствуется совсем другими понятиями. Хотя, как говорил мой покойный отец, конт Жан V Арманьяк, порой один простолюдин стоит десятка благородных болванов. Мне кажется, с Ваняткой как раз этот случай. Есть в нем стальная жилка. Такое в людях сразу чувствую.

Отпустив новоиспеченного пажа собираться в дорогу, я приступил к последнему делу на сегодня.

- Устал, небось. Ванюша? – Забава стащила с меня сапоги и подвинула домашние тапочки. – Даже с лица спал...

- Все хорошо... – не вставая с кресла, я взял приготовленную заранее шкатулку. – Держи, это твое. Открывай.

Забава приоткрыла крышку и озадаченно уставилась на серебряные монеты:

- Зачем это, Вань?

- Я хочу кое-что прояснить... – стараясь говорить, как можно убедительней, я предложил ей взять награду и покинуть меня.

Забава закаменела лицом. По ее щеке скатилась маленькая слезинка.

- Зачем ты меня обижаешь, Ваня?.. – безжизненным голосом выдавила она из себя.

- Пойми, твое место при мне всегда будет местом полюбовницы. Не более того. А дети будут незаконнорожденными. Да, я признаю их, но клейма бастарда это не снимет никогда. Так как не сняло с меня. Подумай, может лучше взять то, что я даю, и начать жизнь сначала?

Шкатулка с грохотом ударилась об пол. Отливающие серебром кругляши, словно брызги воды по стеклу, разбежались по вощеным доскам.

Забава повернулась и медленно, с трудом переставляя ноги, пошла к двери.

Я вцепился в подлокотники кресла, диким усилием воли заставляя себя оставаться на месте.

Не хочу...

Все женщины, которые любили меня и были рядом – умерли.

Не хочу, чтобы и она...

Но не сдержался.

- Стой, куда ты дурашка... – подбежал, схватил ее за плечи, развернул и прижал к себе.

- Злой ты...

- Я честный.

- Обидел меня...

- Прости.

- Прощаю.

- Не плачь, не надо.

- Не буду.

Вот так, я совершил очередную ошибку.

Впрочем, кто его знает...

Встали задолго до рассвета. Потрескивал лед на Двине, фыркали лошадки, с черного неба медленно падали маленькие снежинки, казалось, что сверху сыпется серебряная пыль.

Я втянул в себя остро пахнущий морозом воздух и держа на поводу своего жеребца проводил дам к кибитке, запряженной шестеркой лохматых лошадок.

На облучке важно восседал крупный мужик в треухе и бараньем кожухе мехом внутрь.

Увидев меня, он беспокойно заерзал, но остался на месте: мол, при исполнении, княже, не обессудь.

Простое русское лицо, кудлатая бородища, озорные глаза, – мне он сразу чем-то глянулся.

- Как зовут тебя?

Кучер выслушал Ваню, с недавних пор подвизавшегося толмачом, и степенно, но без подобострастия ответил:

- Митяем зовусь, княже. Еще кличут Разей.

- Московский?

- Не-а, княже... – кучер отрицательно мотнул бородой. – С Кирилло-Белозерского монастыря. Тут не особо далече. Прежний кучер по пути захворал, меня и подрядили. Теперича в Москву пойду с вами, а когда домой, бог весть.

- Довезешь – награжу. С прибытком домой вернешься.

- Не извольте сомлеваться, – не вставая, кучер поклонился. – Ежели за что взялся – расшибусь, но