Он разобрал поводья и красиво прогарцевал на прощанье передкоролевской трибуной. Усталый жеребец из последних сил перебирал ногами, рыцарьв полных доспехах весит немало, Томас ощутил, как жеребец на миг задержалдыхание, в нем что-то прошло внутри, он вздрогнул, одновременно раздалсямогучий сильный рев, каким архангел созывал бы на последний суд.

Томас съежился, он видел, как прекрасная королева вздрогнула,как умолкли и вытарашили глаза ее придворные на пукнувшего коня. Каликапроезжал в сторонке, а когда взгляд испуганного Томаса упал на довольное лицоотшельника, тот поднял кверху большой палец и кивнул в сторону королевы.

Сжав сердце, Томас заставил коня приблизиться к галерее,учтиво поклонился и сказал:

— Ваше величество, прошу простить за такую маленькуювольность...

Королева неожиданно усмехнулась:

— Ничего, сэр Томас. Не смущайтесь! Я понимаю, выбольше привыкли к ратным подвигам, чем к соблюдению всех мелочей этикета.

— Спасибо, ваше величество, — пробормотал оншпорами заставляя коня попятиться.

Она кивнула на прощанье, милостиво добавила:

— Если бы вы не извинились, я продолжала бы думать навашего коня.

Дорога ныряла с холма на холм, Томас ощутил себя на палубекорабля, что взбирается на огромную волну, чтобы тут же соскользнуть по склонуи начинать взбираться за следующую. Его все еще мутило, что так и не сумелоправдаться перед королевой, она тогда отпустила его милостивым кивком, а он,как дурак, поехал и только за оградой турнира сообразил, что надо бы как-тообъясниться. Но Олег ухватил поводья его коня и сказал твердо, что любое возвращениерасценят как попытку остаться либо на турнире, либо в королевской свите.

И вот теперь крыши городских зданий скрылись за лесом, Олегсвернул, на полянке расседлали коней и отпустили пастись. Конь Томаса стоял,расставив ноги, и даже не поднимал головы, будто не веря, что наконец-то можноотдохнуть. Потом Олег сводил их к ручью поблизости, искупал, а когда вернулся,Томас лежал у костра, закинув руки за голову, взгляд синих глаз устремлен влиству, доспехи, похожие на разгрызенный панцирь крупного рака, разбросаны повсей поляне.

Олег сочувствующе смолчал: хорошо и то, что у рыцаря хватилосил самому совлечь с себя эти стальные скорлупки. Без них, правда, похож набелого телом рака-отшельника, когда тот покидает старую раковину и отыскиваетболее просторную, но и Томас тоже недолго будет светить белой, не целованнойсолнцем грудью.

— Есть будешь? — спросил Олег.

Томас ответил вяло:

— Тошнит.

— По голове много били, — определил Олег. —Там все взбултыхалось, значит. Ладно, пусть успокоится, сметана отскочит,оживешь. Все равно уже вечер, а к утру пройдет.

Томас сказал язвительно:

— Да, ты особенно потрудился! Раз вовсе заснул стоя.

Олег зевнул.

— Да и сейчас бы заснул в охотку. Ну, раз тебе всеравно не спится... и есть не будешь, тебе и сторожить.

Он зевнул шире, начал укладываться с другой стороны костра,убирать из-под себя щепочки, сучки, мелкие камешки. Томас смотрел с недоверием,спросил:

— И что, вот так и заснешь?

— Вот так и... — начал отвечать Олег, но вдругоборвал себя, насторожился. Томас видел, как вздрогнули и расширились ноздри,после паузы Олег договорил тихо: — Но все-таки как охотник я не могу допустить,чтобы обнаглевшие свиньи подбирались так близко!

Он цапнул лук, быстро набросил тетиву и скользнул задеревья. Томас остался лежать, бездумно глядя в зеленую крону, что слегкасдвигается под проносящимся над верхушками легким ветерком. Все тело ноет,мышцы стонут, но надо дать им вот так побыть в расслабленности, и вблагодарность они очень быстро восстановят мощь и крепость, кровоподтекирассосутся, утром он снова ощутит себя свежим человеком.

Шаги послышались не скоро, слишком шумные, потом Томассообразил, что отшельник нарочито загребает ногами, дабы он, благородныйрыцарь, не вскакивал с мечом наготове, ведь все благородные — тупые, не всостоянии отличить шаги человека от топота кабаньих копыт...

Олег вышел к костру, прислонил к дереву лук с уже снятойтетивой. Томас огляделся, даже привстал, чтобы заглянуть за ближайшие деревья.

— А где свиньи?

Олег отмахнулся.

— Ты же сказал, что ужинать не будешь.

— Все равно, — возразил Томас обидчиво. — Могбы притащить хоть одну.

— Зачем?

— Просто так, — объяснил Томас. — Непонимаешь?

— Нет, — сказал Олег. — Ничего интересного. Свиньикак свиньи. Не знаю точно, кто их послал, но уже то, что шли за нами от города,мне как-то не понравилось.

Томас открыл и закрыл рот, сам ощутил, что вид у него несовсем соответствующий благородному облику, но некоторое время глупо хлопалдлинными ресницами, наконец, выдавил:

— Так это были... люди?

Олег подумал, ответил:

— Это смотря в каком смысле. К примеру, философскаяконцепция сунь-хунь-вчай вообще не рассматривает в качестве людей категории, ккоторым относятся...

Томас прервал поспешно:

— Погоди! Это были двуногие? И одеты, как мы?

Олег зевнул, сказал сонно:

— Давай спать, а? А то мне столько пришлось отгонять оттебя колдунов на турнире, что с ног валюсь... Да, это были двуногие. Толькоодеты не так, как мы... Пряжки не такие... и башмаки размером поменьше...

Он заснул на полуслове. Сердце Томаса колотилось, как упойманного зайца. Калика спит, как коней продавши, погоню обезвредил, а востальном рассчитывает на него, Томаса Мальтона, который никогда не подводилбоевых соратников.

Постанывая сквозь зубы, он поднялся, тело обиженно взвыло,каждая мышца начала обвинять в вероломстве и нарушении обязательств, однако ондотащился по следу калики до места схватки, застыл, ошарашенный. Шесть трупов,все безжалостно убиты стрелами, трое — в позвоночник, калика не очень считаетсяс рыцарскими правилами не бить в спину, хотя для подлого сословия правила неписаны, ни один после удара стрелой не прошел и двух шагов, калика бьет либо вголову, либо дробит стрелой позвонки, так что жертва сразу перестает двигаться.

Он услышал стон, один из распростертых на спине смотрелумоляющими глазами, такими же синими, как и у него. Томас приблизился состорожностью, человек в серо-зеленой одежде лесного стрелка, из груди как разпосредине торчит окровавленный кончик стрелы. Похоже, стальное лезвие, перебивпозвоночник, прошло мимо сердца, человек не может шевельнуть ни рукой, ниногой, такое Томас иногда видел, когда кому-то ломало хребет, эти люди медленноумирали, полностью парализованные, но как не по-христиански поступил калика,оставив несчастного добычей диких зверей!