– Слушаю.

– Феликс, я выяснил, что за дерево на фото. Это Брахистегия бема.

– И где оно растет?

– В основном в Африке, на Мадагаскаре. В Анголе, Алжире, Тунисе, Ливии…

– Понятно, – сказал Феликс. – На сегодня свободен, можешь отдыхать.

– Это хоть что-то прояснило?

– А как же! – Мужчина мрачно смотрел на висящий в простенке натюрморт. – Ты молодец, отличная работа.

– Я рад! Спокойной ночи, Феликс.

– До завтра, Гера.

Отключив связь, мужчина положил телефон на стол и снова уставился на картину тяжелым взглядом.

– Так что ты там нажил в своей библиотеке? – Паблито ткнул заинтересованным клювом в бумажный лист. – Что-то знаешь, да?

– Писала одна девица реферат…

– Короче!

Крыс уселся на задние лапы, выпятил пузо и шумно вздохнул.

– Если мне не изменяет память, вот эта церковь в мавританском стиле – собор Святейшего Спасителя в Луанде. А на девушке, идущей по улице, нетрадиционный наряд, видимо, поэтому ее и сфотографировали. Она одета как невеста: короткая юбка, покрывало на плечах, замысловатая прическа из косичек с бусами. Эта страна – Ангола.

Феликс медленно опустил взгляд на крысу.

– Ты уверен?

– Абсолютно! – воскликнул Дон Вито, всплескивая лапками. – Можешь проверить в любом справочнике!

Утром на работу Феликс приехал с небольшим опозданием. Через окно секретарской команда наблюдала, как начальство выбирается из машины, вытаскивая следом пакет, в котором угадывалась коробка, в другой руке он держал небольшой саквояж, похожий на докторский чемоданчик дореволюционных времен. Облаченный в неизменный классический костюм, на этот раз угольно-черного цвета, и табачную рубашку, директор агентства «ЭФ» выглядел бодрым и отдохнувшим.

Когда стихли взаимные приветствия, Феликс позвал Геру в свой кабинет. Поставив на стол пакет, он открыл замок чемоданчика, достал из него ключи с брелоком и какую-то квитанцию.

– Вот, держи, передай Инне.

– Что это? – Гера взял квитанцию, оказавшуюся товарным чеком.

– Мотоцикл «Кавасаки зэт семьсот пятьдесят» черного цвета, модель две тысячи девятого года. Куплен на ее имя, адрес магазина на чеке. Инна может забрать его в любой момент.

Молодой человек посмотрел на сумму покупки.

– Пятьсот восемьдесят три тысячи? Ты купил ей мотоцикл за полмиллиона? Инна же просто так, с «потолка» сказала, лишь бы закрыть тему с благодарственными подарками!

– А я не собирался закрывать тему, которую сам же и открыл, – сухо ответил Феликс. – В подарок дали шлем, сказали, что очень хороший. Так что и это тоже передай. Хоть я и не одобряю дружбу девушек с таким опасным транспортом, но желание добровольной помощницы нашего агентства – закон.

Мужчина взял со стола пакет с коробкой и протянул растерянному парню.

– Допивайте свой кофе и собирайтесь в главном офисе, обсудим планы на день.

– Хорошо.

Гера вышел с пакетом, ключами и чеком, а Феликс сел за стол и поставил на колени саквояж. В последнее время ему приходилось носить с собой все больше предметов и делать это все чаще, а перспектива ходить в пиджаке с оттопыренными карманами выглядела чудовищной. Поэтому он выбрал наиболее подходящий чемоданчик. Саквояж из темно-коричневой кожи с одной ручкой и тусклой бронзовой застежкой прекрасно сохранился, несмотря на свой почтенный возраст, лишь слегка потерся на сгибах. На дне чемоданчика лежали пара кокосовых орехов в целлофановом пакете – их Феликс решил теперь всегда носить с собой, распечатка фотографии, контейнер с линзами и футляр с черными очками.

Через пару минут в соседнем помещении собрался коллектив полным составом, и Феликс вышел к людям. Рассказав, что черно-белые фотографии отсылают к военному конфликту в Анголе семидесятых годов, он подытожил:

– Наш отравитель убивает офицеров одной группы, видимо, какие-то старые счеты. На фото группа состоит из пяти человек, троих мы знаем, это: Федоров Николай, Беспалов Григорий, Иваненко Сергей. Остались еще двое. Находились они в семьдесят пятом – семьдесят шестом году в столице Анголы Луанде или в ее окрестностях вместе с кубинским отрядом под командованием Эммануэля Санчеса. Награждены медалями за боевое содружество. Валя, ты можешь по своим каналам поднять архивы, досье на эту группу и выяснить имена-фамилии оставшихся бойцов?

– А наших там в то время как будто бы и не было, да?

– Да.

– Тогда эта информация может быть секретной, – Сабуркин глубоко задумался, уставился в потолок и стал водить глазами, словно прослеживал весь путь до архива. Затем сказал: – Понадобится коньяк.

– Сколько?

– Бутылок семь, я думаю. И пара – вискаря.

– И сколько времени уйдет?

– Постараюсь скорее, но точно не могу сказать. Могу прямо сегодня начать.

Феликс кивнул, и Валентин с ходу принялся кому-то звонить, с кем-то договариваться о встрече. Закончив, он сообщил, что первая встреча у него через два часа и надо еще успеть закупиться.

– И ты все эти бутылки сам дотащишь? – недоверчиво поинтересовалась Алевтина.

– А чего там тащить? – искренне удивился Валя. – Ерунда для разминки, еще сколько раз придется в магазин ходить, пока до архива доберусь.

Никанор Потапович пожевал губами, подвигал кустистыми бровями и произнес:

– Это ж на какую сумму путь такой заковыристый выходит?

– Ну-у-у, – Валентин снова уставился в потолок, – сильно шикарный коньяк не надо, хорошего, но не «Хеннесси», вполне достаточно, вискарь тоже средненький сойдет…

– Ста тысяч тебе хватит? – перебил Феликс.

– Еще и на пиво останется!

– Тогда идем в ближайший банк.

Феликс с Сабуркиным ушли, остальные постарались найти себе занятие. Гера полил свой цветок, побрызгал листья и решил выпить еще чашку кофе. Так как Никанор никого не пускал в свои кухонные владения, идти пришлось вместе.

– Только не клади сахар, – напомнил парень, присаживаясь к секретарскому столу и наблюдая за стариком через открытую дверь кухни.

– Что за радость горечь глотать? – проворчал Никанор, включая кофемашину.

– Нравится мне кофейная горечь, – вздохнул парень, – хорошо мозги прочищает. Слушай, у меня такое ощущение, что Феликс меня ненавидит.

– Чегой-то? – в голосе старика прозвучало удивление.

– Не то что бы прямо ненавидит, а так… еле терпит. Похоже, я его раздражаю.

– Глупости! – отрезал Никанор. – Ежели он тебя где и дрессирует, то наставляет, а не принижает. Не по злобе это, а для дела благого. Человека из тебя, может, путного сделать хочет.