Мама, когда услышала про МГУ, вся побелела. Но потом взяла себя в руки и стала бурно радоваться за Серёжу. Даже слишком бурно:

– Нет, ну какой молодец мальчик! Кто бы мог подумать! И ты, Дима, тоже мог бы постараться…

Димка поступал в наш политехнический, но ему не хватило полбалла. И он даже не расстроился:

– После армии поступлю куда захочу.

– Два года из жизни выбросишь, – не унималась мама, а папа сказал осторожно:

– Может, всё к лучшему.

Это он, конечно, про Тараканову. Родители думают, что за два года Димка с Княжной друг друга забудут. Или ещё что случится…

Только я хотела закончить сегодняшнюю запись, как в комнату ворвалась мама с газетой «На смену!».

– Посмотри на это! – сказала она. На первой полосе газеты было опубликовано большое красивое фото Иры Таракановой: она прислонилась головой к берёзке и смотрела куда-то вдаль таким нежным и проникновенным взглядом, какого я у неё в жизни не замечала. Внизу была подпись: «Я жду твоих писем, солдат…» Автор фото – М. Файрушин. Папа нашего Рината.

Спустя четыре месяца

Снимок попал на какой-то всесоюзный конкурс фотографов, занял третье место, его перепечатал журнал «Огонёк», и теперь Ире приходят письма от солдат со всего СССР! Ведь там внизу, под фото, была небольшая заметка о том, что ученица девятого класса Ирина Тараканова ждёт из армии своего лучшего друга, с которым её объединяет память о беззаботных играх детства! Неужели солдаты СССР не в состоянии прочитать между строк, что лучшему другу совсем не понравились бы их письма, которые Ира получает пачками? Она показывала их со смехом, но и с гордостью, ведь писали ей совсем взрослые парни, и некоторые – симпатичные (в каждом письме лежала фотокарточка; видимо, солдаты очень любят фотографироваться).

– Ты ответишь кому-то? – небрежно спросила я, разглядывая фото моряка-блондина, служившего на острове Русский (примерно таким я представляла себе Лёлю, брата Ксенички).

Княжна дёрнула плечом:

– Вот ещё! Там же русским языком сказано: «Я жду твоих писем, солдат…» А не «Я жду ваших писем, солдаты»!

Письма она сдала в итоге в макулатуру, и наш класс вышел на первое место в школе. А фотки всё-таки оставила, сделала из них что-то вроде стенной газеты у себя в комнате.

Лозанна, август 2017 г.

Утром Ксану разбудил звонок – точнее, вибрация телефона, который она положила с вечера на пол, и теперь он там гудел, нетерпеливо подпрыгивая, как домашний питомец в ожидании завтрака. Посмотрела на часы – ещё восьми нет! Это Наташа.

– Слушай, тут такое дело. Петербург, ну, который с орхидеями, просит тебя к ней приехать.

– Но у нас же Арсений?

Трёхдневная диагностика завершилась, сегодня – итоговая консультация.

– Арсений днём, Влада вечером. Так что ничего не планируй на после шести.

– А что случилось?

– Понятия не имею, она не сказала. Странная тётя, антр ну[7]. Ладно, я через час заеду, будь готова.

Ксана выбиралась из постели, как из тумана, – опять читала полночи, вместо того чтобы спать. Жаль, что Ксеничкин дневник оборвался на полуслове… Когда вернётся в Екатеринбург, первым делом надо будет найти тот мешок с дневниками и дочитать историю до конца. Если у неё есть конец, усмехнулась Ксана. Её собственная жизнь, например, представляла собой одни только неоконченные истории, начатые и позаброшенные.

Юра уже сидел в машине, Ксане показалось, что он выглядит лучше, чем в первые дни. Здрасьте-здрасьте, здесь долго стоять нельзя, поехали. Гор сегодня видно не было: над озером висела плотная дымка, скрывавшая французский берег.

В клинике их встретил сияющий доктор Гарнье, и этого сияния было достаточно, чтобы понять: диагноз малышу поставили. Собрались в приёмной с овальным столом. За окнами – озеро. Горы неохотно просыпались, солнце выглянуло на минутку и тут же передумало: да ну вас! Спряталось в тучу, как в шубу.

Гарнье предложил кофе, но все отказались. Ксане хотелось кофе, но она по опыту знала, что не получится сделать и глотка. Слушаешь – переводишь, слушаешь – переводишь… Кофе тем временем остывает в чашке, такой только вылить, а ей всегда жаль переводить продукты, даже если за них платит кто-то другой.

Если бы не Андрюша, даже в голову не пришло бы выбрать такую специализацию. Коллеги, не знающие подробностей, до сих пор удивляются: как тебе хватает сил переводить все эти ужасы? Славка, подруга юности, лишь раз сопровождала мальчика с ДЦП на обследовании и целый вечер потом проревела: «Ни за что больше, никогда, пусть хоть золотом меня с ног до головы осыплют!» Золотом её никто не осыпал, но теперь Славка работает с крупными российскими театрами, а ещё, говорят, перевела с французского несколько книжек. Ксану, когда она об этом услышала, хватило завистью, как топором. Её всегда тянуло к художественному переводу, сочинять сама она бы не решилась, но работать сразу с двумя любимыми языками, французским и русским… о таком только мечтать! Вот ты и мечтала, а Славка сделала, сурово сказала себе Ксана. Её реальность – книжные фестивали, моя – лечебницы и клиники. У Славки – какая-нибудь Амели Нотомб, у Ксаны – доктор Гарнье.

Доктор Гарнье сказал:

– У Арсения редчайшее генетическое заболевание, одно на миллион!

Вид у него был такой торжествующий, что Ксана испугалась: вдруг он сейчас поздравит с этим заболеванием родителей? Но Гарнье как почувствовал, тут же сменил тон на менее радостный:

– Синдром ундины, вот как называется ваша болезнь. Официально – синдром врождённой центральной гиповентиляции. Если объяснять простым языком, то мальчику не хватает протеина, который подаёт в организм сигнал, когда не хватает кислорода: ребёнок забывает, как дышать. Когда он бодрствует, всё в порядке, но в фазе глубокого сна происходит апноэ, остановка дыхательных движений. Только представьте, – он снова засиял, как свежеотчеканенный франк, – во всём мире насчитывается лишь триста подобных случаев!

– А при чём тут ундина? – спросила Маша, крепче прижав к себе малыша, который сегодня выглядел намного веселее, чем раньше (медсестра сказала, что Арсений даже начал понемногу «хулиганить» сразу после того, как отрегулировали аппарат).

– Это из немецкого фольклора. Есть такая легенда о русалке, ундине, которая прокляла своего возлюбленного за то, что он её бросил. Сказала: «Дыхание покинет тебя, как только ты уснёшь». Я бы хотел понаблюдать вашего мальчика. Вы планируете остаться в Швейцарии?

Нет, они не планируют оставаться в этой клинике надолго. На это никаких денег не хватит. Доктор сразу поскучнел, стал деловитым, заторопился. Сдержанно похвалил российских коллег – трахеостомия проведена правильно, мальчик должен и далее спать пристёгнутым к аппарату. Когда он подрастёт, сможет пользоваться маской. В Швейцарии ему будет обеспечен полный уход, выделят ассистента для школы, он приспособится, выплывет (как русалка, подумала Ксана). Нет никаких причин ставить крест на нормальной жизни, любая болезнь – это особенность развития, не более того. В Европе и биполярное расстройство не считается серьёзной болезнью, вспомнила Ксана.