Замызганный драндулет нам спихнули из другой АЭ. А мне ее подсунул техник звена Тиш(а)ков. В связи с этим вспоминается боевой вылет 8 декабря 1943 года. Через пять-семь минут полета по маршруту давление масла в системе упало с нормальных шести до двух атмосфер. Я прекрасно понимал, что может произойти при дальнейшем падении масла, поэтому рисковать не стал и произвел вынужденную посадку на ближайшем аэродроме Ходатково, где стояли наши истребители. Если бы я не прервал полет, мотор из-за мясляного голодания мог бы выйти из строя. Обычно в таких случаях происходил обрыв поршневого шатуна с последующим пожаром. Не думал я тогда, что на этом самолете мне придется выполнить более десятка боевых вылетов, стрелка манометра давления масла при этом всегда будет показывать не более двух атмосфер. Но я уже не буду обращать на это внимание. Мне очень хотелось отделаться от этого драндулета, но он продолжал летать, словно заговоренный.

Сев у истребителей, я коротал время у самолета в ожидании прибытия нашего техсостава. В этот момент ко мне подошел летчик, старший лейтенант, фамилии которого я не запомнил. У нас завязалась беседа. Говорил он со мной запросто, из чего я понял, что это рядовой летчик. Когда я стал называть его на «вы», он сказал, что можно на «ты». Мне это показалось неудобным. Я-то был младшим лейтенантом, а он старшим. Видя мое состояние и понимая неловкость положения, он сказал: «Не стесняйся! У нас в полку почти все рядовые летчики старшие лейтенанты». На это я ему заметил: «В таком звании обычно бывают командиры эскадрилий или их заместители и редко командиры звеньев». – «А у нас в полку так. Командир-то у нас сам хозяин». – «Кто же это?» – поинтересовался я. «Как кто? Сын Сталина – Василий Иосифович». Я стал его расспрашивать, где и на каких фронтах они воевали. Оказалось, их полк тоже был под Орлом. Рассказал ему про случай, разозливший меня под Жердевкой, когда я находился у сбитой машины. На высоте 2000–2500 метров появился немецкий разведчик Ю-88. Летел он в наш тыл. Восьмерка истребителей перехватила его. С интересом и любопытством стал наблюдать, как они с ним разделаются. Но этого не произошло. Разведчик, увидев наших истребителей, стал маневрировать. Из всей восьмерки его попыталась атаковать только одна пара. Остальные носились вокруг нее, не предпринимая никаких активных действий.

Рядом с Ю-88 оказалось массивное кучевое облако. Не мешкая, фашист нырнул в него. Наши истребители за ним не пошли, а стали кружить вокруг него, ожидая, когда он выскочит. Тот действительно выскочил, но на гораздо большей высоте. Скоро он вошел в другое облако, а потом и вовсе скрылся из вида. Потеряв противника, наши развернулись под облачностью и пошли домой. Как же я тогда чертыхался! Имея восьмикратный перевес, не смогли с ним ничего сделать. Слушавший меня летчик заулыбался и сказал, что это и был наш хозяин. Он хотел сбить «юнкерса» сам, а остальные его прикрывали. Но стрелок он был неважнецкий. Завалить его с первой атаки не смог, а сделать вторую тот ему не дал. Мы потом не раз вспоминали об этом.

В конце ноября стала портиться погода. Из-за плохой погоды мы до конца месяца не летали. Низкая облачность, густая дымка, снегопад вперемешку с дождем продолжились и в декабре. Такая погода очень осложняла ведение боевой работы с аэродрома Колпачки. Бывало так: пока летишь на задание – погода одна, возвращаешься назад – другая. За день она менялась по нескольку раз, чаще в худшую для полетов сторону. Взлетаешь и думаешь, а где придется садиться? В связи со сложившейся обстановкой командование решило подтянуть полки корпуса поближе к фронту. Для нас был выбран аэродром Кочегарово. Хорошо помню, как тяжело перелетал полк на эту точку. По сохранившейся у меня летной книжке восстанавливаю в памяти, как он производился. 4 декабря эскадрилья из-за плохой видимости вернулась с маршрута. Вылет производился отдельными звеньями. 5 декабря погода вообще не позволяла летать. 6-го отдельными парами и звеньями нам все же удалось перелететь. 7-го по погодным условиям боевых вылетов не производилось. Летать начали только с 8 декабря.

Аэродром Кочегарово в отличие от тех, с которых мы летали раньше, имел характерные ориентиры: к его южной границе вплотную примыкал строевой хвойный лес, а к северной – большое, вытянутое с севера на юг, Жижицкое озеро. Для летчиков, особенно молодых, при возвращении с задания это озеро помогало выйти на свой аэродром. Кочегарово стало последним местом пребывания Хромова в полку. Командовал он нами с апреля почти до конца декабря 1943 года. На долю Хромова выпала самая тяжелая работа – подготовить полк к боевым действиям и начать их. Со своей задачей он справился, хотя и не все было гладко. В целом полк воевал не хуже других и в дивизии, и в корпусе. К сожалению, его часто подводила наша 3-я аэ. Комэск Сеничкин как ведущий был очень слабым, особенно в самолетовождении. Об этом все знали.

Наибольшие потери матчасти произошли по его вине. Во время вынужденных посадок вне аэродромов, из-за потери им ориентировки, были повреждены почти все машины, что привело к потере боеспособности эскадрильи. Было неясно, как он сумел удержаться на своем месте после той «блудежки», когда я привел группу в Сухиничи. Правда, тогда, под Жиздрой, был потерян всего один самолет, который пилотировал паникер Медведев. Сам Хромов водил группы лучше других комэсков. Летал он много. Иногда за день делал по нескольку вылетов, что для командиров полков было редким явлением. Нам он дал самые азы боевой работы и служил примером личной храбрости и отваги при выполнении боевых задач. Мы к нему привыкли. Он здраво, по-человечески решал многие вопросы, касающиеся жизни и быта личного состава. За свое отеческое отношение к подчиненным был наречен модным в то время именем Батя. С его уходом мы себя почувствовали как бы осиротевшими. Несколько раньше у нас появился новый начальник штаба майор Гончаров, который заменил Шарихина.

Вместо ушедшего вследствие болезни ног Хромова на его место прибыл любимец командира корпуса Горлаченко начальник воздушно-стрелковой службы корпуса гв. майор И.И. Пстыго. До прихода в полк мы знали его мало. Первый раз он появился в полку на Мясновском аэродроме в Туле. Своей эрудицией Иван Иванович произвел на нас хорошее впечатление. Было видно, что он обладает боевым опытом. Чувствовалось его умение логически мыслить, что было видно при анализе и решении им различных вопросов, связанных с боевым использованием самолета Ил-2, тактических приемов атак различных целей, противозенитного маневра и обороны от истребителей противника. В нашем полку он бывал нечасто.

Последний раз – в августе в Жудри. Там он с одним незнакомым нам летчиком проводил отстрел только что прибывших в корпус новых противотанковых пушек НС-37. Пстыго интересовало, насколько они эффективны в борьбе с танками, пробивают ли их броню. Мишенью им служили подорвавшиеся на немецких минах Т-34 – те самые, о которых я уже рассказывал. По прибытии в полк новый командир вкратце ознакомил нас со своей биографией, затронул вопросы, связанные со службой в армии и, конечно, боевой работой. Мы узнали, что ему 25 лет. Воюет с первого дня. Летал на ближнем бомбардировщике Су-2. Над Бессарабией был сбит. Затем переучился на Ил-2. Участвовал в боях под Сталинградом в дивизии, которой командовал Горлаченко – наш нынешний командир корпуса.