Полностью поменяв свои планы касательно Триполи, Саладин вернулся в свой лагерь, разбитый вблизи замка госпитальеров Крак-де-Шевалье (Хисн-аль-Акрад, «Курдская крепость» [ныне Калъат-эль-Хусн]), где к нему присоединились его вассалы из Месопотамии под командованием Имад ад-Дина из Синджара, и сформировал свое войско. Саладин начал кампанию в пятницу, свой любимый день, 1 июля. Христиане не оказывали решительного сопротивления, и кампания проходила однообразно: город за городом и крепость за крепостью сдавались или их брали стремительным приступом. Тортоса (Антартус) первой испытала гнев Саладина; его необычно суровое обхождение с городом говорило о том, что неудача под Триполи ожесточила султана. Подойдя к городу 3 июля, он построил свое войско вокруг него в виде полумесяца, причем фланги его выходили на морское побережье, и вслед за этим он отдал приказ немедленно наступать, так что мусульмане даже не успели разбить лагерь. Город был разграблен, сожжен и стерт с лица земли. Однако из двух крепостей разрушена была только одна. Башня тамплиеров отбила все атаки, и она продолжала оставаться оплотом для христиан. Валение (Банияс) была оставлена своими жителями; но большую крепость Маргат (Маркаб) захватить не удалось. Джебела открыла свои ворота, а ее цитадель сдалась 15 июля в пятницу. В следующую пятницу капитулировал гарнизон Лаодикеи; еще через неделю и также в пятницу был взят приступом Саон (Сайюн), большая крепость госпитальеров, но султан позволил гарнизону и жителям выкупить себя, как то было в Иерусалиме. В августовские три пятницы пали две крепости-близнецы на Оронте, Бикас и Шугр, до того считавшиеся неприступными, и город Сармин. Захваты еще шести твердынь, случившихся опять же последовательно в пятничные дни, указывали на то, что молитвы правоверных в молитвенные дни были приняты Аллахом; и они напоминали о священном обещании, что за добрые дела, совершаемые в пятницу, будет двойная награда в раю.

Крепость Барзуйя, расположенная к западу от Оронта, настолько мощная и неприступная, что ее название стало нарицательным, была взята приступом после тяжелых боев 23 августа. Ее защитники были взяты в плен, а мусульмане едва могли вынести все трофеи. Только ее комендант вместе с самыми близкими людьми, состоявшими в родстве с князем Антиохии, были освобождены и отправлены восвояси под эскортом. Среди них была одна молодая пара, сыгравшая недавно свадьбу, которая была насильственно разъединена. Саладин пожалел молодых, вызволил их из беды, воссоединил и отпустил на свободу. Боэмунд, по-видимому, не забыл этот благородный поступок, и после того, как мусульмане заняли Дарбесак и Баграс, важные пограничные крепости, контролировавшие перевал Белен к северу от Антиохии, и уже продвигались к столице княжества, князь запросил мира. Войско Саладина было обременено добычей и устало от битв. Их поход уже продолжался три долгих месяца и зачастую сопровождался ожесточенными боями. Военачальники уже стремились домой вместе с богатыми трофеями и хотели дать своим воинам отдых и возможность восстановить свои силы. Воины во всех мусульманских армиях имели семьи, и они хотели поскорее увидеть своих жен. 1 октября было заключено перемирие на 8 месяцев; князь Антиохии освободил всех пленных сарацин, находившихся в его власти, и согласился сдать город, если до истечения срока перемирия он не получит помощи от своих.

В Алеппо отряды воинов из Месопотамии под командованием правителя из Синджара, уже собиравшегося отправиться в свои владения, были распущены по домам. После пышных проводов, состоявшихся в Серой крепости, которой владел сын султана эз-Захир, и в Хаме, принадлежавшей его племяннику Таки ад-Дину, Саладин 20 октября вернулся в Дамаск. Он дал своим вассалам и родственникам заслуженный отдых, но сам этой зимой продолжал трудиться. Близился месяц Рамадан, но даже святой пост не должен был мешать исполнению долга – борьбе за веру. К северу и югу от Галилейского моря (Тивериадского озера) все еще продолжали держаться Сафед и Бельвуар, несмотря на длительную мусульманскую блокаду. Отложив мечты об отдыхе и доме, которым предаются мусульмане в священный месяц, и не обращая внимания на довольно суровую сирийскую зиму, Саладин повел свою личную гвардию против замков тамплиеров. Сарацины окружили скалистый холм Сафед. Шли проливные дожди, земля превратилась в подобие болота, но сам султан наметил места, где необходимо было расположить пять мангонелей, и не отправился спать до тех пор, пока они не были установлены. Вестовые скакали всю ночь взад и вперед с донесениями, как продвигается работа. Боевые действия не прерывались ни днем ни ночью на протяжении целого месяца, пока гарнизон не сдался на почетных для себя условиях (6 декабря). Воинам было позволено отбыть в Тир. Затем наступил черед Бельвуара, твердыни, «возносящейся к звездам, подобно гнезду сокола». Началась осада: пронизывающий ветер сек дождем изнемогавших воинов, утопавших в непролазной грязи. В результате неимоверных усилий наконец-то был пробит пролом в стене, и госпитальеры повторили судьбу ордена тамплиеров и также были вынуждены капитулировать (5 января 1189 г.). Почти в это же самое время пришла новость, что замок Карак, так долго досаждавший мусульманам, который пытался не раз взять приступом Саладин, поразил страшный голод. Гарнизон был вынужден отпустить из замка женщин и детей и какое-то время продолжал сопротивление, питаясь кониной, пока окончательно не потерял надежду на помощь христиан. К тому же положение осажденных усугублялось отсутствием надежного и преданного командира. Карак сдался аль-Адилю. Необходимо заметить, что Саладин собрал и выкупил женщин и детей и вернул их стоически державшимся родственникам. Затем он переправил их всех на христианскую территорию.

Осада замка (манускрипт XIII в.)

Так, год 1188-й, начавшись рядом удачных завоеваний, завершился тройной победой: Бельвуар, Сафед и грозный Карак, которым владел некогда Шатильон, уже не представляли больше опасности мирным купцам и паломникам на всех дорогах от Египта до Аравии и в долине Иордана. Но последующие события вскоре показали, что даже эти завоевания не перевешивают потерь, которые империя Саладина понесла от действий христиан Тира.

Когда в Европе было получено известие о падении Иерусалима, чувство глубокой утраты охватило каждого, начиная от сиятельных особ королевских дворов и до простого жителя последней деревни. По черным парусам корабля, под которыми плыл архиепископ Тира, подобно Тезею древности, людям стало понятно уже на расстоянии, что им предстоит узнать «роковую весть».

Наиболее авторитетный английский специалист в области истории крестовых походов Т. А. Арчер пишет об этом так: «Сложно представить всю меру произошедшей в столь отдаленную от нас эпоху катастрофы с точки зрения тогдашнего западного мира. Беда была не только в том, что пал Святой город. Все священные места библейской истории, о которых эмоционально рассказывалось в литературе средневекового христианства, перешли в руки неверных. Это было важно, но и это было еще далеко не все. Небольшое Иерусалимское королевство было форпостом католической церкви и латинской культуры на Востоке. Оно было творением тех героев Первого крестового похода, о подвигах которых уже был написан не один роман. Оно находилось на самом краю таинственного Востока, со всеми его сокровищницами, полными золота и драгоценных камней. В его направлении, во многом неосознанно, указывал меч рыцаря XII столетия, подобно тому как бушприт кораблей английских и испанских[12] авантюристов четыре века спустя указывал на Запад… Палестина будила воображение и предприимчивость, возрождала веру западного христианства».