В вихре сражения король спас своего соперника Конрада Монферратского от неминуемой смерти. Андре де Бриенн, образец подражания для рыцарей, стараясь собрать их в отряд, был зверски убит на глазах своего брата, который так и не помог ему. Какой-то воин, увидев, что Жак де Авен выбит из седла, отдал ему своего коня и «ценой своей жизни спас от гибели жизнь своего господина». Но самой тяжелой потерей в тот день была смерть Великого магистра ордена Храма Жерара де Ридфора. Его честолюбивые устремления и сжигавшая его ненависть вызывали споры среди христиан, и многие сарацины приняли смерть от его руки. Его бурная жизнь оборвалась у Акры. Он не стал убегать и умер как солдат. Ведь даже женщины сражались в седле подобно мужчинам рядом со своими братьями по оружию. Об этом стало известно только после того, как их взяли в плен. Это был день Героев и Амазонок. Франки признали, что они потеряли 1500 человек убитыми. Однако Баха ад-Дин, который наблюдал за тем, как мертвые тела подтаскивали и сбрасывали в реку, посчитал, что погибло свыше 4 тысяч воинов. Среди мусульман было больше беглецов, чем убитых. Отряд из Диярбакыра прекратил свое существование. Но что касается остальных, то были убиты только вождь курдов и несколько эмиров, да еще около 150 рядовых воинов. Паника была причиной гибели многих, но разница в потерях поразительна. Христиане все же считают, что погибло около 1500 мусульманских конников, что близко к действительности.

После сражения Саладин не смог воспользоваться плодами своей победы. Он даже не воспрепятствовал врагу возобновить земляные работы и окопаться более надежно на своих позициях. Тем временем султан дал отдых своим людям и восстановил порядок в разграбленном лагере. Войско, казалось, не имело ни малейшего желания развить свой успех. Оно исчерпало свои силы; к тому же воины были возмущены тем, что свои же бойцы помогали тамплиерам грабить лагерь. Неделю спустя был проведен военный совет, и султан обратился на нем к своим военачальникам:

«Во имя Аллаха, да будет славно имя Его, и да почиет благословение на посланце Аллаха.

Враг Аллаха и наш вторгся в нашу страну и топчет землю ислама, но уже звезда победы (если на то будет воля Аллаха) взошла над нами. У него уже осталось мало сил, и мы должны окончательно уничтожить их. Это наш святой долг! Вам известно, что нашему войску может оказать помощь только аль-Мелик аль-Адиль, и он уже идет к нам. Что касается положения врага, то если он и дальше сможет рассчитывать на открытое море, то легко получит подкрепления. Мое решение – мы должны сразиться с ними. Теперь пусть выскажется каждый из вас».

Мнения разделились, и было много споров, но было решено отвести войско на холмы, дать людям отдых после пятидесяти дней боев. Когда все восстановят свои силы и будут возвращены дезертиры, наступление будет продолжено. Снова Саладин позволил совету не согласиться с его здравым решением. Вероятно, он в большей степени зависел от советников, чем принято думать. Перед ним действительно стояла серьезная задача объединить столь различные силы и примирить соперничавших друг с другом вождей и племена. Но наилучшим объяснением уступчивости и нерешительности Саладина было то, что он был серьезно болен. Он был подвержен частым приступам той болезни, что арабские хронисты называют «коликами». Вероятно, это была опасная сирийская лихорадка. Лечившие султана доктора и эмиры сошлись во мнении, что ему необходимо сменить обстановку. Постоянные заботы и тревоги последних двух лет тяжело сказались на нем. Ему было уже за пятьдесят, и он трудился значительно больше, чем любой из его людей. Длительные разъезды по стране в любую погоду, зимние осады и последний форсированный марш на Акру в знойном августе, участие во многих боях с франками, когда он, в тяжелой броне, был всегда в гуще сражения, днями не имея приличного пропитания, – все эти испытания были не всегда по силам и юноше. Если бы не это злосчастное заболевание, Саладин, несомненно, смог бы настоять на выполнении своего плана. Потерявшие боевой дух и надломленные гибелью тысяч своих воинов, зажатые между войском сарацин и неприступными стенами Акры, крестоносцы могли получить второй Хаттин, после которого они бы уже не смогли оправиться. Их просто сбросили бы в море. Фатальная ошибка Тира имела повторение под Акрой. Франкам было дано время окопаться на местности и продержаться до подхода подкреплений. Осада должна была завершиться 5 октября 1189 г. вместо того, чтобы тянуться почти два долгих мучительных года и завершиться победой крестоносцев.

Отход к холмам Эль-Харруба 16 октября значил больше, чем получение временной передышки. Начался сезон дождей, и ничего не было сделано до наступления весны. Зимой франки были заняты укреплением своих позиций, рытьем протяженных окопов, в чем им постоянно мешали сарацины. Аль-Адиль присоединился к Саладину со своими египетскими частями; а адмирал Лулу, приплывший с 50 парусными судами из Александрии, захватил пару важных призов и высадил на побережье целую морскую бригаду из 10 тысяч матросов для участия в вылазках. О военных действиях вскоре было забыто, поскольку грязь была столь непролазна, что оба войска не могли даже передвигаться. Султан посетил Акру, осмотрел линию обороны и проверил наличие припасов, а затем отпустил воинов по домам. Он оставался с личной гвардией в Эль-Харрубе до наступления весны, пока вновь не открылись дороги. Тем временем появилась новая причина для беспокойства. Пришло известие о том, что император Фридрих I Барбаросса ведет войско через Малую Азию. Потом пришло письмо от армянского католикоса, который, как и восточноримский (византийский) император в Константинополе, был на стороне Саладина, в котором говорилось о трагической смерти старого крестоносца[14]. В послании также сообщалось, что сын Фридриха возглавил его войско в походе в Сирию. Если бы султану было известно о незначительной численности германского войска[15], вряд ли бы он послал большой отряд, чтобы воспрепятствовать его быстрому продвижению. В ответ на призыв султана к «священной войне» (джихаду) и благодаря усилиям его секретаря Баха ад-Дина, который зимой нанес визит халифу и князьям в Месопотамии, в мае и июне в его лагерь (теперь он располагался в Талль-аль-Аджуле близ Эль-Аядийя) начали прибывать войска из Алеппо, Харрана, Синджара, Джазиры, Мосула и Эрбиля. Халиф Багдада прислал копья и луки и машины, которые метали зажженные стрелы. Но сирийские части почти немедленно были посланы на север, чтобы противостоять мнимой опасности немецкого вторжения, вместо того чтобы выполнять более неотложную задачу – сокрушить осадивших город крестоносцев, которые сами находились в тесной осаде от мусульман, до того, как им придут на помощь. Вероятно, армия крестоносцев была в действительности более мощной силой, чем ее изображают в хрониках, так что сарацины ее опасались. Рассказ о восьмидневном сражении на Троицу показывает, что обе стороны были по силам равны друг другу.