– Что там такое? – удивленно оглядываюсь на звучащую неподалеку музыку и тяну мужчину за руку, останавливая. – Что это? – поднимаю взгляд на задумчивого Сокольского, который жмет плечами.

– Понятия не имею, Насть, –  машет головой, – заглянем?...

Мы и заглядываем, оказываясь на... трибуне? А под нашими ногами, уходя вниз, раскинулся причудливый каменный театр. Странное строение словно прямиком из прошлого века. С каменными ступеньками, где разрозненно сидит примерно с десяток человек, и внизу круглая сцена. На которой и стоят нарушители тишины.

Музыканты.

А вернее, трио: два парня с гитарами и девушка, одетая в пестро-яркое платье. Поразительной красоты солистка, которая поет невероятным, мелодичным голосом. Завораживая, очаровывая. И как те самые сирены из мифов и легенд, заставляет идти на свой голос. Все ближе и ближе.

– Кажется, мы попали на концерт, – посмеивается Илья, – давай, пойдем...

– Нет, – машу головой, протестуя, и настойчиво тяну его за руку туда, вниз, ко всем собравшимся. – Идем.

Убеждаю, но Сокольский со скепсисом смотрит на все это действо.

– Я и танцы? Ну, уж нет, Настя.

– Да брось, это же классно! 

Выдергиваю ладошку из его руки и, уже перебирая ногами по ступенькам, спешу вниз. Туда, где на сцене вокруг музыкантов собрались с десяток человек, и несколько парочек, подхваченные ритмами звучащей музыки, танцуют. И им все равно, что на них смотрят и что о них подумают. Плевать на мнение окружающих и что, возможно, это смотрится странно. Они просто наслаждаются. 

– Куда ты собралась, Загорская? – посмеивается мой спутник догоняя,  смирившись с тем, что меня не переубедить. – Что ты снова удумала? – нарочито ворчит, разводя руками, но я его уже не слышу. 

– Я хочу танцевать! – бросаю взгляд через плечо на Илью и прежде, чем он успевает схватить меня за руку, выбегаю в центр всего этого импровизированного концерта с уличными бардами и вклиниваюсь в общую массу.

Страшно увидеть осуждающие взгляды? Волнительно показаться глупой?

Нет. Прекрасно просто насладиться свободой. Отпустить свои мысли и тело. Разжать тиски, которые все это время сковывали. И мне не нужно много времени, чтобы забыться и расслабиться. Это и так сделал день. Потрясающий. Яркий и насыщенный. Внутри словно бьет фонтан из счастья и радости. Ноги после прогулки гудят, но и это не помеха. Я просто закрываю глаза и начинаю двигаться. Плавно, подстраиваясь под ритм, словно парю. Бедрами, руками, неосознанно улыбаясь. Поворот, и руки сами собой взлетают вверх. И с сожалением думается, почему я сейчас не в платье. Тогда мой танец выглядел бы в тысячи раз эффектней. 

Внутри просыпается странный огонек, который подкидывает безумную мысль: хочу зацепить Сокольского. Хочу увидеть огонь в его взгляде. И с очередным поворотом, я открываю глаза и… пропадаю. Попадаю в плен его темных глаз, что пожирают и завораживают не меньше, чем музыка. 

Он смотрит.

И кажется, не дыша и не моргая. Стоит чуть поодаль, спрятав руки в карманы своих светлых брюк и даже не шелохнется. Он весь, словно оголенный нерв. 

Дыхание перехватывает, и щеки начинают стремительно краснеть. Полыхать. Никогда еще я не оказывалась под таким прицельным, тяжелым, буквально раздевающим мужским взглядом. Дикое и необузданное желание в его глазах  пугает. Но вместе с тем ужасно возбуждает. 

Я замираю, сбившись с ритма мелодии. Вокруг словно образуется вакуум, и я перестаю слышать и видеть что-то или кого-то, помимо Сокольского. Сглатываю вязкий ком, вставший в горле, когда он подходит. Медленно, даже как-то лениво укладывает ладони на мои плечи и, едва касаясь, спускает по рукам вниз.

– Провокаторша, Настя, – шепчет едва слышно, одними губами мужчина и, заставив крутануться на носочках, прижимает к себе. Крепко, так что не вздохнуть. Напрочь уничтожая личное пространство.

– Ты же не танцуешь? – продираю слова сквозь пересохшее горло. 

– Врал, – начинает медленно покачивать меня в своих руках в такт мелодии Илья. – В такой компании сложно стоять в стороне… – и он здесь явно не потому, что тоже поддался очарованию мелодии. Другое “очарование” его привлекло. И я не могу не улыбнуться, обвивая руками его за шею.

– Ты сводишь с ума, Загор-р-рская, – говорит Илья  опять с этим рычащим “р-р-р”, которое отдается мурашками по коже и легкими вибрациями внутри. – С каждым разом все больше и больше… – шепчут проникновенно мне на ушко его губы. Опаляя горячим дыханием и поднимая волоски дыбом. – Когда-нибудь этому будет предел, м-м-м, Анастасия? – прикусывает мочку уха Сокольский, а у меня сердце делает кульбит, ухая в пятки. И какой тут танцевать! Тут бы вообще вспомнить, как ходить и как дышать…

Но Илья полностью берет инициативу в свои руки и ведет. Уверенно, шаг за шагом. Так мастерски и умело, как от него я совершенно не ожидала. Оказывается, он умеет прекрасно танцевать. Соблазнительно двигаться и при этом не сводить глаз с моих губ. Пытка. Это настоящая пытка. 

Поворот, переступить с носочка на носочек и еще поворот. Секунды, что я теряю окутывающее тепло его тела, и всего мгновение, после которого я снова оказываюсь в его руках.

– Настя, – говорит Илья спустя продолжительное молчание, которое буквально искрилось между нами от напряжения. Не выпуская из захвата и не останавливая танца. 

– М-м-м? – кусаю губу, так как говорить совершенно нет сил. Я, как чертово сладкое мороженое,  рядом с ним таю, и таю, и таю. Превращаясь в лужицу. Пропадаю. Сердце уже начинает ныть, коля новыми, сильными, ранее не известными мне чувствами. Стремительно пропадаю. Кто бы спас…

Но его следующая фраза:

– Настя... нам нужно поговорить. 

И сталь, зазвучавшая в голосе впервые за весь день, вмиг отрезвляют.

После форта Антуан, а это был именно он, к вечеру, последним не изученным нами пунктом остается Порт-де-ла-Кондамин. Та самая гавань, где стоят изысканные и роскошные яхты, и по которой снуют сплошные рычаще-гудящие спорткары. И которую Илья оставил намеренно напоследок, чтобы насладиться потрясающим закатом с террасы ресторана.

Мы садимся за дальний столик, у самых перил, и я не могу не признать, что картинка перед глазами впечатляет. 

Пока Илья делает заказ, я не могу оторвать глаз от горизонта, что постепенно начинает окрашиваться в малиновый цвет. Необыкновенно сочетаясь с лазурной гладью моря, закат, пока еще блеклый, слегка оттеняет голубого цвета небо, но уже через час, я уверена, это будет дух захватывающая картина. 

И хоть стараюсь делать вид, что все в порядке, но на самом деле ничего подобного. После его фразы “нам надо поговорить”, я, как и любой человек, напряглась. На душе стало тревожно, и отогнать легкий мандраж все никак не получалось. Даже вон руки мелко трясутся, и я с опаской поглядываю на Сокольского в ожидании продолжения.