– Ах, да, я же не представилась, – женщина наигранно пугается и всплескивает руками. – Альбина. А это Танечка, моя дочь.

Как раз их имена меня интересуют меньше всего. А вот цель визита я не отказалась бы узнать.

– Что вам нужно?

– Увидеть Лешу, разве непонятно? – пожимает она плечами, снисходительно глядя на меня.

– ЗА-ЧЕМ?! – повторяю вопрос, повышая голос и стараясь заглушить бешеные удары сердца. – Что вам от него нужно? Кто вы такая?

– О, сколько вопросов, – заливается она смехом. Делает небольшую паузу, а потом смотрит мне прямо в глаза и выдает: – Я его жена.

Как-то в один момент кончается воздух в легких, и несказанные слова застревают в горле. Я оторопело пялюсь на женщину, пытаясь понять, что именно только что прозвучало. И мысли все улетучиваются, а боль в груди становится острее, разрастаясь, как несущийся с горы снежный ком.

– Это неправда, – сиплю, наконец, едва шевеля сделавшимся тяжелым и неповоротливым языком.

– Да вы не переживайте так, – усмехается блондинка. – мы ни на что не претендуем и приехали ненадолго.

– Он не женат! – мотаю я головой, игнорируя последние ее слова.

Продолжая улыбаться, она раскрывает сумочку и вытаскивает паспорт. Быстро листает странички и сует мне под нос разворот с названием «Семейное положение». Я вижу не буквы, а длинные изящные пальцы с идеальным маникюром, удерживающие документ. Невольно завожу за спину и прячу собственные руки, не к месту вспоминая, что не была в салоне уже давным-давно. А ведь это красиво. Очень. И мужчинам наверняка нравится. Или одному… мужчине? Как она сказала, жена?

«Зарегистрирован брак с гр. Лавроненко Алексеем Андреевичем», – все-таки умудряюсь выхватить одну-единственную фразу, прежде чем строчки окончательно расплываются. Поднимаю глаза от паспорта и тут же натыкаюсь на пристальный взгляд женщины.

– Видите? А про Танечку вот, – она сует мне свидетельство о рождении.

На этот раз прочитать имя в графе «отец» выходит быстрее. Я отшатываюсь, упираясь спиной в стену, и только это помогает не упасть. Сглатываю, кусаю губы, чтобы сдержать рвущиеся наружу рыдания.

– Ой, а можно мы что-нибудь съедим? – Альбина отбрасывает документы на диван и показательно тянет носом. – Запахи просто потрясающие. Танюш, ты же проголодалась, да, милая?

Девочка что-то отвечает, но у меня не получается разобрать слова. Пытаюсь улыбнуться и киваю, бормоча что-то вроде «да-да, конечно». Не хватало еще разреветься при них! И даже не удивляюсь, когда женщина по-хозяйски направляется в кухню, увлекая за собой дочь. Зажмуриваюсь изо всех сил, удерживая слезы. Не плакать! Только не сейчас!

– О-о-о, да у вас тут целый пир! – доносится голос откуда-то издалека. – Леше с вами повезло!

Зажимаю ладонями уши, чтобы ничего не слышать. Совсем не таким я представляла этот вечер. Но теперь уже неважно. Ничего не важно. Пусть делают, что хотят.

Беззвучно проскальзываю в коридор, ныряю в кроссовки, хватаю с вешалки куртку и, открыв дверь, бросаюсь вниз по лестнице. Несусь так быстро, как только могу, хоть в этом и нет никакого смысла: за мной никто не гонится.

Боль кислотой разъедает внутренности. Слезы предательски жгут глаза. Сдержаться не получается: едва я оказываюсь на улице, как они срываются, и остановиться уже нет сил. Захлебываюсь рыданиями, слепну от одурманивающего тумана.

Кручу в голове все услышанное, повторяю фразы, которые въелись в сознание, словно это способно помочь во всем разобраться.

Только надо ли? Ведь подобное не выдумать, не подделать. Не выдать за правду, если оно таковым не является. И документы наверняка настоящие. Как и сведения в них. Это просто я, дурочка, поверила в сказку, которую сама же и придумала. А он… он даже о чувствах своих ни разу внятно не сказал. Просто воспользовался тем, что я с такой готовностью предложила ему. Почему бы и нет?

Даже не обвинить, что обманывал меня. Я ведь просто не спрашивала. И в голову не приходило задать подобные вопросы. Зря, как оказалось. Ведь можно было избежать стольких проблем. Знала бы от начала – не влюбилась бы еще больше. Не позволила бы случиться всему, что случилось.

Рука непроизвольно опускается на живот в попытке защитить поселившуюся там кроху. Поверить не могу, что всего каких-то полчаса назад я планировала наше с Лавроненко общее будущее. Мечтала, как заберусь к нему на колени, прильну к сильной груди и расскажу о ребенке. Покажу фотографию, которую сделала врач. И как он обрадуется. Почему-то была уверена, что обрадуется, почувствует что-то похожее тому, что испытала я. Подступившее в один момент упоительное, сладкое счастье.

Но теперь он даже не узнает об этом. Я не стану рассказывать. Зачем? Если он не счел нужным сообщить мне о том, что в его жизни есть другая женщина и, тем более, уже почти взрослая дочь, то и я не стану ничего говорить. Пусть живет, как жил, но уже без меня. Не вернусь ни к нему, ни на работу.

Правда, остается более чем насущный вопрос: как теперь избежать общения? И пусть я совсем не уверена, что после возвращения жены он снова захочет видеть меня, все равно следует как-то обезопаситься. Хотя бы для того, чтобы самой не растерять остатки душевных сил.

Я не готова не то что к разговору, даже просто видеть его. Не хочу! Могла бы – стерла из памяти последние недели. Потрясающие дни, наполненные нежностью и страстью. Вырвала бы их, выскребла из сознания, чтобы ничего не напоминало о нем.

Боль накатывает с новой силой, и я захожусь в рыданиях, изнемогая от жалости к самой себе. Как он мог? Ну как? Верила же каждому его слову, всему, что он делал. Доверяла больше, чем кому бы то ни было. Как мне жить дальше? Как избавиться от этой болезненной зависимости от него?

Только теперь понимаю, что сбежала, не захватив даже сумку. Деньги, документы, телефон – все осталось там. Конечно, я могу добраться домой пешком, но ведь если Алексей вздумает меня искать, первым делом отправится туда. Ну, или к Ларке. Так что ни в одном из этих мест попросту нельзя появляться.

Хотя с чего я взяла, что он займется поисками? Теперь ему есть, с кем проводить вечера. Эта красотка Альбина точно своего не упустит. Да и девочке нужен отец. Не зря же они вернулись.

Слезы текут сильнее: снова думаю о своем собственном малыше, про которого его отец еще даже не знает. И не узнает! Я приложу для этого все усилия. Нет проблем затеряться в большом городе, да и не тот у нас случай, чтобы Лавроненко всерьез мог бы запереживать из-за моего отсутствия. Наймет другую секретаршу, а рядом с такой женой совсем скоро забудет о том, что было между нами.

От рыданий уже саднит в горле, и я устала так сильно, что меня качает. Бреду куда-то, не особенно оглядываясь по сторонам. Не знаю, что делать. Скоро наступит ночь, а я даже в отель не могу податься: без денег и документов меня туда просто не пустят. Не на вокзал же идти ночевать…