–Ну, более менее, нормально,– заявила она, наконец, придирчиво поглядывая на уставших англичан.

–Теперь надо примерить то, в чем вы пойдете на маскарад, и тогда можно поставить точку.

Утром мы, собравшись, заехали в театр за артисткой и отправились в ателье. Здесь, в примерочной, в течение двух часов ребятам подгоняли платья, то укорачивая, то приподнимая подол. При этом мы особое внимание обратили на нижние юбки. Как оказалось, они действительно были очень прочны, и их даже руками было порвать тяжело. Закончив примерку и прикупив большой кусок полотна, мы, рассчитавшись с модисткой, поехали домой. Здесь я, оставив ребят отдохнуть, отвез Верочку в театр, положил тихонько в знак благодарности сверток с продуктами, заявив, что чуть позднее мы обязательно встретимся. Она устало кивнула мне и представила руку для поцелуя. Прощаясь, мы понимали, что, возможно, не встретимся больше никогда.

Теперь наступала пора проведения основного этапа нашей операции. Мы стали изучать систему охраны дворца, смену караула и то, как осуществляется набор уборщиц. Оказалось, что этим занимается местный совет. Он набирает людей для работы на различных участках, выдавая за это продуктовые пайки.

Покрутившись там целый день, я нашел подходы к одному из сотрудников и за бутылку виски, и мясные консервы получил наряд на уборку дворца. В него были вписаны вымышленные фамилии, что не снижало его ценности, так как документы охрана не проверяла. Достаточно было этого куска бумаги, чтобы тебя пропустили во дворец.

Приехав на квартиру к Стопфорду, я торжественно положил на стол эту бумагу и во всеуслышание заявил, что теперь мы на один день официальные уборщики Владимирского дворца. Поэтому завтра, взяв с собой необходимый инвентарь, мы едем туда. А сейчас садимся, берем в руки полотно, ножницы и нитки и делаем карманы на юбках. Кроме этого, пришиваем к ним широкие лямки в виде подтяжек, чтобы они под тяжестью не сползли вниз. Также к лифчикам делаем вставки, которые затем заполним различными драгоценными предметами. Эта работа продолжалась у нас до поздней ночи. Только около трех часов мы закончили наши приготовления и улеглись спать.

С ведром за бриллиантами

Ранним утром, забрав заранее приготовленные тряпки, ведра и веники и надев на себя платья, ребята были готовы к действиям. Я придирчиво осмотрел их, кое-где подправил парик, одернул кофты и пригласил их на выход. Проходя мимо меня, Эдвард ехидно усмехнулся:

–Не заигрывай,– и гордо прошествовал мимо.

Со стороны прохожий мог увидеть двух молодых скромно одетых симпатичных девушек, которые в сопровождении парня мастерового вида с шутками и прибаутками садились в пролетку. Мы специально выбрали экипаж скромнее, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Подъехав ко дворцу, мы остановились и пешком пошли к солдатам, охранявшим вход. Там стояли два бравых усатых молодца, которые, взяв наш наряд, по слогам прочли его, и старший приказал открыть дверь. Младший, косясь на Эдварда, побежал выполнять приказание и, когда англичанин проходил мимо, попытался ущипнуть его за нижнюю часть тела. Эдвард от неожиданности подпрыгнул, выронил ведро и тонко пискнул. Затем, налившись краской, хотел врезать пощечину шутнику, но, увидев мой грозный взгляд, застыл с поднятой рукой. Оправившись от смущения, он поднял ведро, оттолкнул солдата и прошел мимо. Сзади раздавался хохот старшего, которого рассмешила эта сцена.

–Ну, Степан, ты даешь! –воскликнул он, вытирая выступившие от смеха слезы. – Прям, сразу в масть. Напужал девку, теперь, поди, заикаться будет. Да и вторая ничего, – сказал он, подкручивая усы. Ну да ладно, пущай народ работает, а ты давай закрывай дверь,– сказал он младшему, когда я уже зашел вовнутрь. Дверь захлопнулась за мной с тяжелым стуком, затем заскрипел ключ, и все затихло.

Мы очутились в прихожей, из которой наверх вела великолепная мраморная с золотой решеткой лестница. На ее пролетах стояли изумительные большие светильники, состоящие из пяти шарообразных ламп, а на стенах искрились зеркала с цветочным орнаментом. В конце лестницы располагалось огромное зеркало, покрывавшее почти всю стену. Получалось, что, когда человек поднимался вверх, он видел себя в разных ракурсах, отражавшихся на зеркальной поверхности, которые сопровождали его до тех пор, пока он не доходил до огромного зеркала и не вырисовывался там во весь рост.

Несмотря на утреннее время в холле было темновато, поэтому я, пока ребята медленно поднимались по лестнице, отошел в сторону в поисках выключателя. Он находился с левой стороны лестницы. Я подошел и включил его. Сначала ничего такого необычного не произошло. Лампы постепенно зажигались одна за другой, выбивая темноту из лестничных углов. Но когда свет загорелся ярко и ровно, произошло нечто непонятное. Из цветов, нарисованных на зеркалах итальянским мастером, с двух сторон вырвался рой желтых пчел, который, сердито жужжа, бросился на ребят, уже достигших верхней лестничной площадки. Причем этот рой приобретал очертания острого серпа, который поворачивался то в одну, то в другую сторону, словно примериваясь, куда лучше ударить. Эта картина, отражаясь в зеркалах, приобретала жуткое зрелище, повторяясь во всех подробностях. Я крикнул им, чтобы они были осторожными, и, очевидно, сделал это вовремя, так как Эдвард, развернувшись на мой крик и увидев летящий на него острый серп, на уровне отработанных рефлексов выдвинул в качестве защиты ведро с тряпками. Наткнувшись на него, пчелиный серп разрезал ведро пополам и, запутавшись в тряпках, потерял свою силу, а затем с громким стуком осыпался рядом в виде желтоватых жемчужин. Стопфорд застыл в недоумении, поглядывая то на меня, то на изумленного Эдварда.

Понимая в душе, что на этом сюрпризы могут не закончиться, я осторожно ступил на лестницу. Вроде бы все было в порядке. Я сделал шаг, второй – все было спокойно. Тогда я стал медленно подниматься к ждущим меня наверху ребятам. Они испуганно смотрели в мою сторону, ожидая всего что угодно. Но пока все было нормально. Я уже одолел первый лестничный пролет и повернул ко второму, ведущему к большому зеркалу. Внезапно мой взгляд упал на зеркала, откуда вылетели пчелы и где до сих пор качались цветы, потревоженные их полетом. Я увидел одну, не понятную мне особенность, которая заключалась в том, что, вместо того, чтобы повторять мои движения, зеркала, наоборот, отражали непонятно что, изображая какую-то фигуру, совершенно не похожую на меня. Она все делала в противоположность мне, причем ее лицо нельзя было рассмотреть: оно было подобно какой-то маске, то удлиняющейся, то расширяющейся. Я решил не обращать на это внимания,