Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Люблю гулять.
– Сегодня холодно, может, вызовем такси?
– Такси… – Она весело смеется. – На такси катаются парижане. Я привыкла к холоду.
– Тогда оставайся ночевать. У меня есть гостевая комната. Маленькая, но теплая.
– Нет, меня кошки ждут. И, кроме того, когда это я стала твоей подругой?
17 августа 1994
Многие горожане еще не вернулись из отпуска, но церковь Ла-Комели полна, люди стоят даже на паперти. Народу уйма, весь нижний квартал пришел проститься со своим почтальоном. Лакомельцы все идут и идут, хотя внутри мест не осталось, как в почтовом ящике, откуда давно не забирали корреспонденцию.
Пожилые и старики вытирают глаза матерчатыми платками, слезы, которые они годами лили в присутствии Пьера Бо, теперь текут по щекам безутешно.
Нина пришла с Этьеном и Адриеном. Один подпирает ее слева, другой справа, даже горю не под силу изменить привычное взаимоположение. Троица сопроводила гроб до алтаря. Больё, Дамаммы и стоящая за ними Жозефина испытывают бесконечную печаль, точно так же скорбная невеста переживает расставание или разлад.
Нина уничтожена. Она теперь сирота. Мать бросила ее сразу после рождения, она с детства чувствовала себя как одноногий калека, на сей раз все кончено. Нина чувствует страшную слабость и страх. Головокружительный, колоссальный. Печаль придет позже.
Пьер Бо не был знаком с семейством Дамамм, но родители Эмманюэля дружат с Больё и пришли поддержать Нину, их «маленькую летнюю служащую». Кроме того, виновником аварии стал один из водителей торгового дома.
Нина знает Дамамма-старшего в лицо, она каждый день видит его в офисе, с этим человеком все ведут себя очень почтительно, если он задает какой-нибудь вопрос, проходя по коридору, отвечают мгновенно. Его жене, красивой белокожей блондинке, очень идет темная одежда, она вылитая Катрин Денёв. Эмманюэль похож на мать, он так же хорош собой и изящен.
Маню хочет быть рядом с Ниной, но он вошел в ее жизнь совсем недавно, а Этьен с Адриеном были с начала времен. Он смотрит на девушку и говорит себе: «Хочу на ней жениться!» Что за странные мысли приходят в голову сегодня утром? Вот бы взять губку и стереть всю тьму, что окутала ее с головы до ног, тереть, тереть и тереть, пока не уйдет боль. А потом нарядить в белое платье и спросить: «Ты выйдешь за меня? Проживешь со мной до конца наших дней?» Попадись Маню сейчас фея-крестная Золушки, он отнял бы у нее волшебную палочку, чтобы исполняла все желания Нины. Эмманюэль влюблен.
Нина не слушает кюре. Она изо всех сил сжимает руки Адриена и Этьена. Никогда бы их не отпускала…
Сесть, подняться, сесть, подняться по знаку святого отца. Она с отчаянием взирает на белый крест, висящий над догорающими свечами. О чем думает Распятый? Сколько раз Он присутствовал на похоронах, взирая сверху на усопших и скорбящих родственников? Какой отец может обречь своего сына на подобное? А Дева Мария была в курсе? Соучаствовала?
Как эта Небесная банда посмела разлучить их с дедом? Разве им мало было ее родителей? Понадобились новые жертвы? Разве трудно было подарить старику и девочке еще несколько счастливых лет, чтобы Пьер приехал в Париж послушать ее музыку, а она свозила бы его в отпуск на море?
Время от времени Нина смотрит на гроб, где будет спать вечным сном Пьер Бо. За восемнадцать лет своей жизни она ни разу не видела гробов. Ничего удивительного. Франция, слава богу, не воюет…
Сегодня утром Нине пришло в голову, что никто из них троих не учился Закону Божьему. Пьер не озаботился. «Раньше я был коммунистом…» – сказал он ей однажды. Нина толком не понимала, кто такие коммунисты и чем они заняты, кроме того, что защищают бедняков, делят деньги поровну и наскакивают на Церковь. Позже, учась в школе, она узнала, что бывают такие коммунисты, как Сталин и Мао Цзэдун, и что эта идеология ничем не лучше всех остальных. Утопический проект, который невозможно воплотить в жизнь. Легче выпить море, чем построить коммунизм, даже в одной, отдельно взятой стране.
Нина уже была в этой церкви. Пришла поставить свечку и умолять высшие силы, чтобы в нее влюбился один парень. «Боже, пусть Александр станет моим!» Адриен тоже иногда молится. Она спрашивала, о чем он просит, и он ответил: «Однажды я тебе расскажу. А вообще-то это тебе не заказ в La Redoute по телефону сделать!»
Этьен считает такое «общение» шантажом. Он если и заходит в церкви, то как турист – поглазеть на стены и статуи, всем своим видом выражая скепсис. Он никогда не опустится на колени и не станет беседовать с пустотой. Это несовременно, а церкви устарели. Сейчас век цифровых АТС, компьютеров и видеоигр. Божественное Начало если и существует, то как двигатель прогресса, движения вперед и великих открытий вроде ракеты-носителя «Ариан» Европейского космического агентства и операций на работающем сердце.
Мари-Лор попросила Нину выбрать для дедушки песню, которую поставят в его честь после мессы. Пьер Бо никогда не слушал музыку, только радиостанцию RTL. Ну и тихонько Джо Дассена.
Заводил пластинки жены в годовщину ее смерти. Нина случайно застала деда над проигрывателем, который все остальное время пылился в ящике комода в его комнате. Адриен, Этьен и Нина прослушали весь репертуар певца, удивленно переглядываясь. Это было… так старомодно, так не похоже на их предпочтения. Другой мир, особенно оркестровки.
Нина выбрала «Если б не было тебя…»[100]. Из-за слов «Как художник, чья кисть вновь и вновь являет жизни краски дня, он сам не знает как…» Не посвящать же Пьеру, так и не съездившему в Париж, песню «На Елисейских полях»! В сентябре дед собирался в столицу, чтобы помочь Нине устроиться в кампусе. Они представляли, как поднимутся на самый верхний уровень Эйфелевой башни, и заранее приходили в восторг.
Толпа всколыхнулась, и Нина взглядом спросила Мари-Лор: «Что теперь?»
Служащие похоронного бюро подняли гроб, Нина, Адриен и Этьен прошли следом до выхода, где у ступеней паперти ждал катафалк.
Солнце палит вовсю. Нине кажется, что ради похорон ее деда погода должна была сделать над собой усилие, проявить такт и поплакать. Быть созвучной людскому горю.
К ней подходят, обнимают, целуют в щеку. Незнакомцы пачкают ее лицо слезами и соплями. Она благодарит. Не чувствует под собой ног. Даже принимая соболезнования, не отпускает рук Адриена и Этьена.
Эмманюэль ведет себя иначе, он притягивает Нину к себе за затылок и целует в губы. Жест собственника. В нем есть нечто отвращающее и одновременно утешительное. Маню хорош как бог, его глаза полны сочувствия, и он целует ее перед всеми, в том числе перед своими родителями. Эмманюэль скрепляет договор между ними, а нервные пальцы Адриена и потные Этьена еще крепче стискивают ее ладони.
Теперь нужно сесть в машину и ехать на кладбище следом за катафалком, заваленным цветами.