Эрика с женщиной-врачом, наклонясь, рассматривают то одного, то другого. Краники, что ли, изучают? Фоткаю детей и сразу отправляю Ольге. Эрика замечает мое присутствие с телефоном и просит запечатлеть ее для истории. Готово. Зовет за стекло. Вхожу. Слышу ее вопрос врачу:

– А почему большенький родился вторым?

– Этот богатырь, насколько я вижу, более спокойный, чем его брат. А обычно первым в двойне рождается самый темпераментный младенец. Вообще двойняшки после родов растут очень быстро. За первый месяц обычно они догоняют своих сверстников, и ваш меньший по весу младенец, кстати, вполне может догнать большего.

– Я читала, – важно выдает Эрика, – что раньше, до революции, первые дети часто погибали в родах, прокладывая дорогу остальным.

И сразу поворачивается ко мне:

– Дорогой, я еще раз все обдумала и настаиваю: берем только одного ребенка, – заявляет моя жена. – Я выбираю вот этого, который крупнее, с темными волосами; он больше похож на тебя.

Зависаю. Последние месяцы, если заходил разговор, то она говорила о детях, во множественном числе. И забрала из родовой обоих. О том, чтобы взять только одного, после того тяжелого разговора, закончившегося у нее приступом, не было сказано ни слова.

Врач не выдерживает:

– Слушайте, но так же нельзя: то всех забрали, то только одного! О роженице тоже подумайте.

Похоже, Эрика о ней уже подумала, говорит:

– Она только спасибо скажет – кричала, словно ее резали. И отказ был написан только на одного ребенка. Есть желающие требовать с нее отказ на второго? Сейчас я только пальчики пересчитаю, – и начинает изучать кулачки и ступни у темноволосого младенца.

Почему мне хочется разбить здесь все?!

– Еще зубы у него проверь! Эри, ты не на базаре.

Прошу врача:

– Оденьте детей, пожалуйста.

Смотрю в телеграм – видела ли Ольга фотографию сыновей. Да. Ждала. Кредит доверия у меня еще есть.

Отвожу жену к окну:

– Я ни одного своего сына не брошу, ни ради тебя, ни ради твоего папы. Думай в последний раз – готова ли ты к такому?!

– Второго ребенка можно записать на фамилию гражданского мужа Лебедевой – дать ему денег. И отчество его. За них не переживай, они и так все будут счастливы, – кривит губы.

– Я буду видеться со вторым своим сыном и содержать его.

– Но он не будет наследником папиной империи. Это главное. И видеться с ним и с его матерью ты будешь незаметно для меня и для всех. А этого ребенка, – указывает на большенького, – я буду любить, как своего, погибшего в той аварии в машине.

Что, получил? Ответить нечего? Сердце что-то защемило. Строчу сообщение Ольге. И слышу из-за нескольких дверей ее крик радости. Мощный голос у нее, однако, как у оперной дивы!

Игорь.

Маленького, то есть первенца моего относят к Ольге. Вскоре Лена возвращается оттуда с сообщением: психолог больше не нужен, а сиделку пока оставят. Представляю, что любовь там просто висит в воздухе, а с ней, надеюсь, здоровье Оли пойдет на поправку.

Не буду к ним заходить, пусть немного успокоятся, привыкнут. У меня ощущение, словно я виноват перед Ольгой, хотя особо вроде не за что. Формально все обязательства выполнены... Наверное, я ее чувства предал — вот что. Не оградил от страшных переживаний, не был рядом, когда это ей было особенно нужно. А ведь она носила и рожала их для меня, как будто даже не ради денег. Как она на меня смотрела раньше! И захочет ли она теперь со мной общаться сверх того, что напрямую касается наших детей — большой вопрос. А я точно этого хочу.

Шлю ей новую фотку второго сына. Вижу, что просмотрела, и прошу выслать в ответ фотографию нашего первенца. Жду. Присылает, да с какого ракурса — сиську он сосет, то есть грудь. А грудь такая!.. Спасибо, что хоть на фотке увидел. Ух, я охотно поменялся бы с сыном местами. За него можно быть спокойным. Расти, малыш.

Теперь про второго, большего. Перечитываю в телефоне выводы экспертов, полученные из диспансера вместе с выпиской Эрики: на детей реагирует положительно, естественным образом. И дальше несколько абзацев о том же. Все отшлифовано, глазом зацепиться на за что.

А сегодня обратил внимание, что жена, все то время, что я здесь нахожусь, не брала на руки моего, то есть нашего сына, даже не прикасалась к нему. Когда проверяла комплектность пальчиков, и то делала это только визуально. Может, конечно, врач ее просила не трогать новорожденного даже в медицинских перчатках? Или сама не решается? Подхожу к сыну, которого врач только что одела в зеленую пижаму или как это у них называется. Кстати, он продолжает спать. Протягиваю к нему руки и обращаюсь к медику:

— Можно?

— Конечно! Берите под спину и обязательно поддерживайте головку... У вас хорошо получается.

Держу сына столбиком, прислонил к себе. И стоя продолжает спать, смешно. Какой он мягкий, нежный, классный. Говорят, на меня похож. Ну, может, когда побреюсь. Как из таких цветочков вырастают грубые мужики? На рыбалку буду его с собой брать. Чуть позже.

Осторожно кладу его на место. Вроде ничего не хрустнуло. Кроха совсем. Он всего с две моих ладони длиной, и это тот, который больше! Эрика смотрит на нас с вежливым интересом, всего лишь. Или даже дежурным. Срочно нужна няня, это более чем очевидно.

Выхожу с Леной в коридор, делюсь своими соображениями.

— Няню сам найду, обращусь в агентство, в котором раньше подбирали сиделку Карлу Фридриховичу, ну и здесь наверняка есть база свободных нянь. С Эрикой посоветуюсь, конечно. Ольгу опекать тебе, пожалуй, больше нет необходимости.

Лена, посматривай за вторым сыном, ну, в смысле за ребенком, который с Эрикой. Надо же, мы имена детей еще не обсудили — все некогда. Мне скоро надо будет отъехать, а я пока не понял, какие здесь порядки — кто и как будет этого ребенка кормить и так далее.

Бескомпромиссная Лена докладывает мне о замеченных странностях в поведении Эрики, в том числе о попытке отсоединить флакон с глюкозой от капельницы у Ольги.

— Это опасно?! — у меня опять словно игла вошла в сердце.

Прислонился к стене.

— Нет, — отвечает, внимательно глядя на меня. — Чтобы наступила смерть, в вену должна попасть пятая часть стакана воздуха. Через иглу столько не войдет никак. Но когда-то считали смертельно опасными даже мелкие пузырьки воздуха в трубке капельницы.

— А флакон стеклянный?

— Да. Вам плохо?

— Нет, порядок. Лен, давай поступим так: сейчас ты опекаешь младенца и Эрику Карловну, а я после работы забираю ее домой. Делать ей здесь ночью совершенно нечего.

Я вкратце сообщаю о бывших проблемах Эри.

Младенца с моей женой выписывают на третий день. На крыльце роддома толпа народа — и близкие, и дальние. И пресса. Похоже, Карл всех созвал. Или даже сама Эрика. Она в розовой шубке, ребенок на ее руках в голубом комбинезоне, везде цветы, преимущественно белые. Фотографии и видео получатся хорошие. Зефирные какие-то, в самый раз для детей. Ну, а мы с Карлом в темном с двух сторон сзади, как противовес. Думаю, сегодня эти фото много где появятся. Счастливое прибавление известного семейства.