— Ты действительно думаешь, что Совет предпримет какие-то действия в случае убийства человека?

— Человечество обладает куда большим политическим весом, чем решаются признать эти чужаки, — пояснил Андерсон. — У нас уже достаточно кораблей и солдат, и любая раса дважды подумает, прежде чем встать на нашем пути. Совету важно сохранять с нами добрые отношения. Если появится известие о том, что призрак, не предъявив обвинения, убил офицера Альянса, им придется что-то предпринять.

— И что будет теперь?

— Мы возвращаемся в город. С ближайшим пакетом мне надо передать сообщение послу Гойль.

— Зачем? — резко спросила Кали. — Какое сообщение?

Отчетливое беспокойство в ее голосе напомнило Андерсону, что Кали все еще вынуждена скрываться от правосудия Альянса.

— Сэрену известно о противозаконных разработках искусственного интеллекта. Он намерен сообщить об этом Совету, а я хочу предупредить посла, чтобы она была готова к политическим последствиям.

— Да, конечно. — Облегчение в голосе Кали смешалось с легким смущением. — Извини. Я подумала…

— Я делаю все, чтобы тебе помочь, — сказал Андерсон, хотя и попытался скрыть, как сильно его задело ее беспокойство. — Но ты должна мне доверять.

Кали протянула руку и положила поверх его ладони.

— Я не привыкла, чтобы обо мне кто-то заботился, — извиняющимся тоном произнесла она. — Мама всегда была занята на работе, а отец… Ты и сам знаешь. Полагаться только на свои силы вошло у меня в привычку. Но я понимаю, как ты рискуешь, помогая мне. Своей карьерой. Возможно, и жизнью. Я благодарна тебе. И я верю тебе… Дэвид.

Никто не называл его Дэвидом. Никто, кроме матери и жены. Бывшей жены. Андерсон едва не рассказал Кали о намерении Сэрена сосредоточить свое расследование на ее поисках, но в последний момент прикусил язык.

Его тянуло к Кали, и в душе Андерсон это уже признал. Но ему приходилось напоминать себе, через что ей пришлось пройти. Она была очень уязвимой, одинокой и напуганной. Сказать об угрозах Сэрена — значило бы только усилить эти чувства. И хотя это, вероятно, помогло бы Кали принять его в качестве защитника и стать ближе, Андерсон не мог воспользоваться ситуацией.

— Пора ехать, — сказал он, мягко освободил свою руку и развернул вездеход в сторону слабого зарева городских огней, видневшегося на горизонте.

Сэрен стоял у больничной койки и смотрел на молодую батарианку, боровшуюся за жизнь… Правда, в таком состоянии трудно было даже определить ее принадлежность к какой-то расе. Ее выдавали только четыре отверстия для глаз — единственные не забинтованные части тела. Повязки покрывали всю фигуру от головы до колен, обе ноги ампутированы. Жизнь больной поддерживали десятки трубок и проводов, тянувшихся от ее тела к различным узлам медицинского оборудования: следили за показателями жизнедеятельности, перекачивали жидкости, впрыскивали постоянные дозы лекарств, антибиотиков и медигеля, даже заставляли ее дышать.

Батариане достигли небывалых высот в искусстве врачевания, и их лечебные учреждения во всем пространстве Цитадели считались одними из лучших. У постели такой тяжелой больной обычно круглые сутки дежурил квалифицированный персонал, но в данный момент они остались в палате вдвоем. Как только врач и сестры доложили Сэрену о ее состоянии, он приказал им выйти и запер дверь.

— Вы не можете этого делать! — протестовал дежурный доктор. — Женщина слишком слаба. Она этого не вынесет!

Но нарушить прямой приказ призрака ни у него, ни у остальных медиков не хватило силы воли и желания.

Обычно батариане были довольно крепкими существами, но с такими травмами, как у этой пациентки, вряд ли выжил бы даже кроган. Наиболее заметным повреждением казались ампутированные конечности, однако Сэрен знал, что еще ужаснее полученные женщиной ожоги. Под бинтами почти не осталось кожи, лишь почерневшая плоть и обожженные связки. В биолаборатории уже приступили к выращиванию кожного покрова из генетического материала женщины, но этот процесс займет не меньше недели.

Взрыв, должно быть, повредил и ее внутренние органы — мощный поток раскаленного воздуха и ядовитых газов прорвался в ее горло и разрушил все ткани. Только тихонько попискивающие машины поддерживали жизнь, заменяя уничтоженные системы тела, пока не вырастут клонированные органы. Но, как и при выращивании кожи, должно пройти много дней, пока новые части организма будут готовы к использованию.

Даже при постоянной поддержке медицинских машин больной угрожали смертоносные инфекции и сердечная недостаточность. И если она и переживет следующую неделю, ослабленный организм может не выдержать бесконечных операций, необходимых для восстановления тела.

Сейчас батарианка мирно спала: врачи погрузили ее в лекарственную кому, чтобы вся оставшаяся энергия была направлена на исцеление. В случае успешного лечения и некоторого улучшения общего состояния батарианка самостоятельно вышла бы из коматозного состояния через три или четыре дня.

Тем не менее тот факт, что врачи предпочитали ждать, восстановится ли ее сознание, и не приступали к работе над протезами конечностей, красноречиво свидетельствовал о ее состоянии. При всех чудесах медицинской науки органическая жизнь все еще оставалась слишком хрупкой и уязвимой, чтобы можно было надеяться на выздоровление этой женщины.

Но Сэрена не интересовало, выживет она или нет. Она была свидетельницей — единственной живой свидетельницей. Личность женщины установили благодаря данным генетического банка служащих компании — батарианка занимала незначительную должность в отделе бухгалтерии. И Сэрен хотел задать ей только один вопрос.

Он взял шприц, неохотно предоставленный доктором по его приказу, и воткнул иглу в трубку для внутривенного вливания. Скорее всего, женщине ничего не известно об атаке на «Дах-тан» и уж тем более о нападении на Сидон. Но все, кто находился на заводе, погибли, и Сэрен подозревал, что женщина осталась в живых не только благодаря слепой удаче. Возможно, она получила какое-то предупреждение, какое-то известие, о котором больше никто не знал, и оно помогло ей избежать общей участи. Да, предположение было слишком спорным, но Сэрен не мог не воспользоваться единственным шансом.

Один из приборов громко запищал, регистрируя учащающийся пульс в ответ на введенные Сэреном амфетамины. Женщина сначала задрожала всем телом, потом забилась, все ее мышцы напряглись и затвердели, и вдруг батарианка села в постели. Обожженные веки приподнялись, приоткрыв сожженные глазницы. Она попыталась закричать, но из обгоревшего горла и поврежденных легких вырвался лишь свистящий хрип, едва слышный из-под кислородной маски.

Продолжая сидеть, женщина начала метаться, биться о металлические поручни кровати, срывая трубки и провода. Через несколько секунд припадок закончился, и она, тяжело дыша, рухнула на спину и опять закрыла глаза.

Сэрен наклонился к обожженному уху и заговорил громко, чтобы батарианка могла его услышать: