стороны Тихона «для переназначения в следующем году в министры». В силу этого, продолжает Венедиктов, «Мединский позвонил Урину, директору Большого театра, и изобразил ярость и истерику. Потом, охолонув, попросил подумать о переносе на потом — новое правительство, выборы. „Вам же не нужны пикеты возле театра напротив Кремля перед выборами. А они могут быть!!!“ — пугал министр».

Это сказано публично, вроде бы отвественным человеком, редактором крупной радиостанции.

Что ответил ему владыка Тихон?

«Что на все это можно ответить? Только одно: главный редактор „Эха Москвы“ Алексей Алексеевич Венедиктов врет. По всем изложенным пунктам. Врет, что блины печет: только шипит!»

Но вранье — это не только содержание, это еще и форма. Мне иногда удивительно — как люди позволяют себе давать публичную оценку другому человеку? Где границы, которые, так сказать, удерживают человека от непристойности? Послушав некоторые интервью Дмитрия Быкова, я подумал, что господина Быкова, при определенных условиях, может ждать военный трибунал. Если, конечно, Господь Бог не сделает такую милость и не приберет его раньше.

А?! Какое количество людей, услышав это, кинулось к клавиатурам писать «Михалков — подонок. Как можно так про человека? Это же ужасно!»

А Михалков отвечает: «Это ужасно, это действительно ужасно. Так нельзя делать. Так нельзя говорить Михалкову и другим нерукопожатным. А рукопожатным — можно». Вот что говорит господин Быков про Сергея Минаева и про Дмитрия Киселева: «Ни по литературному, ни по политическому критерию, ни по критерию обычной человеческой приличности Минаев не выдерживает абсолютно никакой критики. Сергей Минаев может говорить все что угодно, Сергей Минаев останется шлаком истории. Почему люди вроде меня, которые имеют дело все-таки с культурой, должны принимать во внимание факт существования Сергея Минаева, мне совершенно непонятно. А Киселев, это человек, которому место в Гааге (речь идет о Гаагском трибунале). И я уверен, что рано или поздно, если ему не повезет как-то раньше покинуть этот мир, он окажется там».

Вернемся к переносу спектакля «Нуреев». Этот спектакль поставлен Кириллом Серебренниковым на музыку Ильи Демуцкого в хореографии Юрия Посохова. Я слышал отрывки музыкальных тем спектакля. Замечательная музыка! И я видел хореографические отрывки. Я мало понимаю в этом, но это действительно очень здорово, насколько я могу понять, и специалисты считают так же.

Но разговор не об этом. И не о том, что якобы кордебалет не был готов к премьере. Неужели авторы спектакля, а также руководство Большого театра не понимали, что обсуждение спектакля неизбежно будет сдвинуто в сторону заманчивого вопроса о нетрадиционной сексуальности Нуреева? Он покинул нашу страну потому, что в то время в Уголовном кодексе было наказание за гомосексуальные отношения. Он выбрал свободную жизнь. Это его право. И вообще каждый решает сам, как использовать свои гениталии. Но совсем другое дело, когда пытаются навязывать эту проблематику людям, которым она чужда.

У разных народов есть различные традиции, устои, порядки. Например, девушки из некоторых народов Индии выходили замуж всего на три дня. Потом могли заводить сколько угодно любовников. Австралийские аборигены, например, в пределах одного рода делились женами.

Туземцы Южной Америки здоровались, плюясь друг в друга.

Есть народы, у которых гость после обеда должен очень громко рыгнуть. Чем громче ты рыгнул, тем вкуснее ты поел. Представьте, допустим, у вас дома такой человек, и он хотел вас отблагодарить. И вдруг взял да и рыгнул. Ну, если вы люди толерантные, вы просто его в другой раз не пригласите.

Но вся эта экзотика не вписывается в традиции, законы, по которым жила и живет наша страна, народ в целом. До революции, после революции. При советской власти. Без советской власти.

Вот посмотрите на нашего дорогого министра иностранных дел Сергея Викторовича Лаврова. Вот он был в командировке в какой-то стране, соблюдая обычаи, снял пиджак и галстук, надел более фривольную рубашку. Но если вы посмотрите на его лицо, вы поймете, что он относится к происходящему, в общем, юмористически.

Теперь представьте себе, что Лавров тоже сидит в трусах, с проколотыми ноздрями, весь раскрашенный, потому что он принял традиции этого народа и на время стал аборигеном. Это, к счастью, невозможно.

А возможно ли обойтись без скандала в ситуации, когда занавес Большого театра, который весит 40 тонн, открывается, и мы там видим гениталии танцора Нуреева величиною с трехэтажный дом? Что — те, кто отвечал за постановку, не понимали, чем это может кончиться?

Повторяю, никто не запрещает — делайте как хотите, где хотите. Но не надо провоцировать, заранее понимая, что это вызовет отвращение у огромного количества людей. Всему есть место и время.

По такому поводу Гамзатов написал некогда на стене Центрального дома литераторов: «Пить можно всем, необходимо только знать, где и с кем, за что, когда и сколько». Это очень подходит к тому, о чем мы говорим.

Не надо испытывать терпение людей!

Так вот эссе Яны Поплавской, с которого я начал. Оно жесткое, но это крик души: «Самое ненавистное мне слово „Толерантность“. Этим словом маскируют теперь политические решения, которые приводят к страшным последствиям, этим словом маскируют человеческие отклонения, в этом слове, в каждой его букве слышно ВРАНЬЕ. Липкое, наглое, откровенное ВРАНЬЕ! Я не ЖЕЛАЮ врать, я хочу говорить и слышать правду! Я не ЖЕЛАЮ наблюдать в стороне, как детям впихивают в голову дерьмо разного рода под видом нормы, дезориентируя и калеча их психику! Взрослые люди не выдерживают этой лживой социально-толерантной мерзости. Я совсем не ханжа, я не подсматриваю в замочную скважину чужих спален, делайте там все, что хотите и с кем хотите, это ваша жизнь! Я проживаю свою! Но меня тошнит от голых жоп, членов, женоподобных мужиков, патологии, гомосексуализма, выставленного напоказ, который мне впихивают под видом высокого искусства! Надо начать Всероссийскую акцию с хештегом #хватитврать#».

Выбирать свой путь — право каждого. Но навязывать этот путь нам абсолютно бесперспективно. Не надо испытывать терпение людей!

«Хочет ли Серебренников быть Мейерхольдом?»[22]

Я начну с того, что мы получили очень много вопросов по поводу моего выхода из членов попечительского совета Фонда кино. Чтобы не повторяться, процитирую мое интервью для журнала Hollywood reporter: «Я не хочу быть безответственным, я понимаю, что ничего не решаю. Но безответственность руководства фонда в том, что они решают и решают так, как я лично не могу с этим согласиться. Когда даются деньги на картины, которые ничего не значат, или даются деньги на картины, которые что-то значат, то я