Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со всем своим юмором он прожужжал мне все уши: "Ты должен выполнять Самоисследование. В присутствии Бхагавана мы могли почувствовать, что ум это только тень, тень Я. Эго, ум это всего лишь тень Я — лишний нарост, состояние невежества". А затем со смехом добавлял: "С его уничтожением ничего не будет потеряно. Эта фальшивость должна и, несомненно, может быть растворена в Я посредством настойчивого исследования. Такое исследование это само по себе есть милость сатгуру. Все другие усилия это определённо потеря времени".
Ранняя групповая фотография, снятая в парке ашрама
Как мы увидели ранее, с самого первого дня своей встречи с Бхагаваном он стал запоминать его стихи и произведения. Шли годы, и Бхагаван написал ещё очень много стихов, большинство из которых состояли из четверостиший. По вечерам две группы исполняли парайану или пение. Первая группа пела первые две строчки стиха, вторая — следующие две. Парайана была положена на особую рагу или мелодию, и все должны были ей следовать. Но Рамасвами Пиллай был очень возбудимым человеком. Он мог неожиданно отклониться от темы и начать громко петь парайану в совершенно другой мелодии. Это создавало проблемы для людей из его группы. Они подошли к Бхагавану и стали жаловаться: "Бхагаван, Рамасвами Пиллай не следует за группой. Он отклоняется от темы. Пожалуйста, решите эту проблему". Бхагаван ответил: "А в чём проблема? У него такой зычный голос. Пусть он поёт один с одной стороны, а вы все пойте с другой, как одна группа". И Рамасвами Пиллай продолжал выкрикивать собственную мелодию, в то время как другие придерживались мелодии парайаны.
Во время своих последних дней он не мог есть пищу ашрама, так как потерял все зубы. Он ел только бомбейскую халву, сладость, сделанную из пшеницы и сахара. Так как она была мягкая, как желе, он мог легко её проглатывать. Халва была его единственной пищей. Я обеспечивал его ей. Он оставался в ашраме, и я выделил ему комнату с туалетом; я также назначил служащего следить за его нуждами. Как-то раз из Ченная с группой учителей приехал гуру йоги Т.К.В. Десикачар. Он был известным учителем йоги; это он научил меня йоге и пранайаме. Я пригласил его в Раманашрам. Мы с моей подругой Анурадхой водили группу по ашраму, а также в Скандашрам. В один день я сказал Десикачару, что дорожка, по которой мы идём, была сделана одним крепким человеком, которому сейчас больше ста лет. Отец Десикакчара, Шри Кришнамачари, был великим йогом, который прожил сто один год. По дороге обратно из Скандашрама Десикачар попросил нас: "Можно нам встретиться со этим столетним человеком?" Я привёл его в комнату Рамасвами Пиллая. Как всегда он был возбуждён, увидев меня. "Ганешан", сказал он, "заходи! Почему ты пришёл один? Приводи своего отца, братьев Сундарама и Мани; а также приведи всех из Раманашрама и Рамана Нагара! Я хочу их всех видеть!" Я сильно удивился, так как он не был дружелюбным и общительным человеком.
Пришло время дать ему халву. Когда я протянул руку, он похлопал по ней и сказал: "Дитя моё; ты просишь меня, протягиваешь руку! Иди сюда". Сказав это, он стал кормить меня халвой, будто я был ребёнком. Это было в 1995 году, больше пятнадцати лет назад, когда я приближался к шестидесяти годам. Я не был ребёнком, но он меня кормил! Затем он собственными руками раздал всем халву. Десикачару понравилась эта сцена, потом он сказал: "Вы говорили, что он поёт парайану, и у него прекрасный голос. Не могли бы мы услышать, как он поёт?" Я сказал: "Рамасвами, они хотят, чтобы вы спели. Пожалуйста, спойте какую-нибудь песню Бхагавана". На это он очень рассердился и заявил: "Что ты имеешь в виду, 'какую-нибудь песню'? Для меня есть только одна песня и это Акшраманамалай". И он запел своим зычным голосом. Дойдя до десятого стиха, он начал задыхаться. Я тотчас обнял его нежно и попросил: "Рамасвами Пиллай, прошу вас, остановитесь, этого достаточно!" "О, ты хочешь, чтобы я остановился? Хорошо, я остановлюсь", ответил он. В половине четвёртого дня мы его покинули. Как только мы удалились, он снова запел Акшараманамалай с того места, где остановился. Его служитель сказал, что он пел так до пяти вечера. Затем он попросил служителя: "Помоги мне сесть на кровати". Он продолжал петь в полном сознании до тех пор, пока не покинул тело. Меня в это время не было. Но на следующий день мы хоронили его во владениях ашрама, распевая Акшараманамалай, как он того хотел. Присутствовали все жители Раманашрама и Рамана Нагара. Я сделал все приготовления и предал его тело земле. Рамасвами Пиллай, очень крепкий камень, соединился с Аруначалой. Я люблю его, потому что Бхагаван любил его, и он любил Бхагавана. Он служил не только ашраму, но и каждому преданному Бхагавана. Дорожка в Скандашрам простоит сотни и сотни лет, и каждый её камень будет вещать о Рамасвами Пиллае. Будем ли мы, человеческие существа, благодарить его за его служение или нет, каждая коксовая пальма в Раманашраме будет вечно ему благодарна.
После того, как было завершено строительство самадхи Рамасвами Пиллая, Президент ашрама попросил меня сдать ключи от комнаты, которую я занимал. Мать Кришна Бай прошептала мне на ухо: "Бхагаван отпускает тебя на пенсию. Сдай ключи и будь свободен". После тридцати семи лет служения то был день, когда я оставил позади карма йогу и ашрам. Мой глубокий поклон Рамасвами Пиллаю.
Шри Бхагаван и Кунжу Свами кормят обезьян
Кунжу Свами