Ведь если бы не он, мы бы остались чужими людьми с Доусоном, а теперь я не намеренна его терять. Только не после того, что он сделал для меня.

– Ты тоже не фантик, детка. Разорить мою память, отогнать эту секретаршу, ты меня пугаешь. – Он стоит за дверью на моем уровне, все еще думает, что мы будем драться, как в детстве. – Я открою дверь, и ты спокойно зайдешь в комнату. Договорились?

– Слово сестры не рушимое. – Мы не были бойскаутами, поэтому у нас свои клятвы.

Щелкает замком, приоткрывается дверь, и мне выделяется небольшой промежуток, чтобы я прошла боком. Он делает это для того, чтобы, если что, блокировать мой удар и вытолкнуть назад за дверь. Я усмехаюсь его попытке защититься, но все равно даю ему небольшой подзатыльник и получаю свой в ответ. Теперь мы квиты, и можно просто сесть на кровати и посидеть. Мы располагаемся в позе лотоса друг против друга, я верчу головой, и меня поражает эта фиолетовая мечта идиота, изображенная в четырех стенах.

– Почему твоя детская выглядит как мир волшебной принцессы из мультфильма? Твоя подружка в залете? – Вит делает то же самое, что и я; из мальчишеской обители комната изменилась до неузнаваемости. Уже нет плакатов рок-звезд, трансформеров и маленьких солдатиков. Все стало другим, и дело даже не в цвете, а в самом настроении. Мы столько времени проводили с ним вместе именно здесь. Играли в игры, разрушающие города, наши битвы снимали на видео, никогда не боялась совместить девчачье и мальчишеское, но сейчас, кажется, мы слишком большие для нашего убежища. Мне становится не по себе.

– Я … – Прикусываю нижнюю губу. – Мне надо с тобой поделиться, но я не могу так.

Вит поднимает палец вверх, чтобы я дала ему время. Идет к шкафу, долго роется в поисках чего-то. Выудив на свет наш старенький плед, он стелет его поверх стола и залазит в «шалаш». Опешив от его предложения, я сползаю с кровати и иду к нему, становлюсь на колени и заползаю под стол.

– Так лучше правда? – Берет меня за руку. – Как ты, сестренка?

Я не знаю, как у него это получается. Но я начинаю плакать и смеяться одновременно, это так правильно что ли. Мы очень давно не были в нашем мире иллюзий, построенном на детском доверии. И сейчас я нахожусь в своей зоне комфорта. Мы выжидаем, кто из нас начнет первым говорить, я уступаю ему ветвь первенства, признавая в нем не только моего брата, но и мужчину.

– Я всегда считал, что лучше не лезть в ваши отношения. Вы словно управляете той несуразной конструкцией американских горок, на бешеной скорости несетесь по шатким металлическим рельсам, но, в конечном итоге, остаетесь вместе. – Я согласна с каждым его словом. – Меня напугал ваш развод. Когда ты живешь в образцовой семье, эдакой идиллии, с которой берешь пример, очень сложно принять вашу точку зрения. Тем более, все мы видели, как вы любите друг друга. Болезненные расставания делали тебя уязвимой, и я, при том, что не завел еще серьезных отношений, хотел видеть тебя счастливой. Доусон – твоя половинка, и как бы вы не мучились, бесполезно спорить с природой ваших чувств. Поэтому я пошел на этот поступок.

Его не по годам мудрые слова спасают меня от объяснений, ведь он видит меня насквозь, становится моим вторым я, который излагает все за меня.

– Я думала, что поступаю, верно, сейчас мне кажется, что мои мозги склевала ворона и выплюнула где-то неподалеку. Я шарила в темных кустах в поисках, но потерялась в себе. Так тяжело признать то, что ты поступаешь, как индюк, самовлюбленный и тупой. Все мои действия были направлены на исправление его, а не меня. Но корень этой червоточины во мне. Стоило пройти все это, чтобы, наконец, понять, что мне надо. Вернее, кто. – Смотрю ему в глаза. – Ты поступил не просто правильно, даже мудро, как настоящий брат и друг. Тот, кого роднее нет на свете. Я знаю, что ты не дашь мне упасть, не бросишь умирать и сойти с ума, пока я буду захлебываться в своих дурацких критериях. Каким должен быть идеальный человек?! Ведь все оказалось просто, идеальных не существует, и начать надо с себя.

Вит обнимает меня плечи и притягивает к себе, мы сидим под этим темным пледом честности для того, чтобы простить и поверить.

– А Ханна, она, правда, не для тебя. В ее душе нет места для тебя или для иного. Я только надеюсь, что с ней будет все хорошо. Вит, ее чернота утащит и тебя за собой. Я не могу тебе позволить ошибиться. – Даже если он сейчас возразит, я не стану с ним спорить, но человек самоуничтожающийся обречен на провал. Я никогда не поверю, что она не поглотит его собой, жалость, присущая нам, заставляет бросаться в опрометчивые поступки. Стирать все грани и барьеры на своем пути. Поэтому, чтобы не потерять брата, я должна его уберечь.

– Я слишком ветреный для нее, – отвечает он, оставляет меня и подтягивается одними полусогнутыми руками. – Но, знаешь, переспать с женщиной постарше, это прикольный опыт. Я на днях зацепил одну, и знала бы ты, что вытворяет она в постели.

– У меня отказ от сексуальной жизни, практически наложено вето. Поэтому попридержи свои исповеди на будущее. Кажется, мне необходимо будет пополнить сундучок своих эротических знаний, иначе все забуду. – Он ржет, как конь, пока я на коленях выползаю из убежища.

Мне стало намного легче, и сейчас только Доусон способен стать тем, кто зажжет уже фейерверк эмоций, так как счастливей быть я уже не могу.

Я с подозрением отношусь к относительному спокойствию Эллисон. Не то, чтобы я не рад, мне кажется это затишье перед бурей. Она не может вот так устроить потасовку с братом и со счастливой улыбкой покинуть родительское гнездышко в полном умиротворении. За этим может скрываться все, что угодно: гнев или месть. Все не может быть настолько простым. Мы приехали домой, посмотрели телевизор и легли спать, на этом все. Когда я отключился, естественно, до озверения был счастлив, но с приходом нового дня я заметно напряжен. Мы все еще оставили некоторые пункты недосказанными. И пока не время делать все сложным.

– Я хочу сходить на занятия. – Эллисон прикладывает к своей фигуре, облаченной в один из самых сексуальных нарядов, платье. – Может, я посижу некоторое время в твоем кабинете, затем посмотрю на классы. Доусон, я скучаю по центру.

Отрешенно застегиваю пуговицы на белоснежной рубашке, сегодня мне снова предстоит встретиться с партнерами, закончить всю церемонию обедом с супругой.

– У тебя постельный режим, – коротко отвечаю моей жене, она тут же отбрасывает вешалки на кровать и стремительно подходит ко мне. – Ты не сможешь сидеть просто так в кабинете, обязательно пойдешь на йогу, станешь в одну из своих поз, и тогда мы начнем все сначала.

Она хмурится и медленно ставит одну руку на бедро, при этом выставляет ножку вперед.

– Что это значит? – Закидывает мне на шею галстук и намеренно дергает так, что моя голова чуть ли не отрывается. Несколько раз режет мне тканью шею, действия резкие и пилящие. – То есть, ты можешь обедать непонятно с кем, одеваться, как светский денди? А я превращаюсь в домашнюю клушу, так? – Снова рывок, и моё горло перехватывает узел галстука.