Я предпочитаю не обсуждать тот факт, что меня не спрашивали, хочу ли я быть опекуном. Кроме того, моя жизнь превратилась в череду тупиковых событий. День за днем приносит новость – одну странней другой. Я будто в параллельной вселенной, или смотрю сериал о незнакомом мне человеке. Сначала я напивалась, ревновала, болела, оказалась не в разводе, но последнее просто бомба. Я примерно представляю, как оказалась в этой заварушке с ребенком. Но вот так сразу привыкнуть к мысли не могу. Это меня жутко раздражает, готовая изрыгать пламя, я, все-таки, набрасываюсь на мужа.

– А знаешь, что, я поговорю с тобой. – Поворачиваюсь лицом к Доусону и выставляю палец в его сторону. – Сначала вы с этой сумасшедшей суицидницой разыграли передо мной спектакль, чтобы я подумала, что она с тобой тр*хается. Затем ты выдумал эту чепуху с переломом, дабы вызвать мою совесть. Дальше больше, Ханна появилась с ребенком как нельзя кстати, в день, когда я пошла на перемирие. И для пущего эффекта еще картина с ребенком, какой ты замечательный папаша. И что же это? Мы с тобой год спали по пьяни, и тут тоже интересная история вырисовывается – я всегда просыпаюсь с тобой. Типа именно я вызываю тебя? Да хер тебе на рожу! – перехожу на крик, и плевала я, что меня могут услышать. – Теперь папуля мой сообщает мне, что мы все еще женаты. Братец подсобил с доказательствами, и на тебе еще чужого ребенка. Жалко, что ли? Возьми Элли малышку, пожалей! Своих-то теперь вряд ли родишь, помоги дуре, которая хочет сдохнуть от великой любви. Так если ее мамаше она не нужна, почему ты думаешь, что я справлюсь?

Доусон, даже не повернулся ко мне, его руки сжимают руль до скрипа, на его скулах выделяются желваки от бешенства.

– Знаешь, что, милый, я хочу своих детей! Родных! Понятно?! И твои мерзкие методы не работают, решил пойти по головам? Я, мать вашу, в шоке от того, что ждать от тебя дальше! – Дергаю несколько раз ручку на двери и бью по ней ладонью. – Открой ты эту чертову дверь, скотина.

Меня клонит в сторону, когда Доусон хватает меня за плечо и насильно поворачивает к себе. Он удерживает меня так, что я не могу развернуться.

– А теперь ты послушай меня. Я не буду говорить, что не приложил усилий, чтобы вернуть тебя. Пусть меры были грустными, подлыми и не приятными. Но тактически план был приведен в исполнение. – Приближает свое лицо ко мне. – Почти все, в чем ты меня обвинила, правда. – Он смеется каким-то сумасшедший смехом. – Тема, что я тр*хаюсь с Ханной, самая глупая, но в глубине души я знал, что ты психанешь. А то, что я преследовал тебя по кабакам… Конфетка, сейчас столько заразы в мире, что спать с кем попало страшно, и не забывай про насильников. Я думал о твоей безопасности в первую очередь. Перелом, ну тут было небольшое преувеличение, с твоей силой ты могла мне сломать не только руку.

– Ты больной? – Дергаю рукой, но он сильней удерживает. – Даже если сейчас тебе это кажется смешным, меня это напрягает. Допустим, ты шел напролом, допустим, я могла бы и меньше сопротивляться. Но уж настолько держать за дуру. Ты ведь постоянно находил уловки.

– Я не могу без тебя жить, единственное мое оправдание. Да, может я точно такой же эгоист, как и ты, но правда звучит именно так. Я настолько люблю тебя, что мне без разницы, как действовать. Как там говорят? В любви, как и на войне, все средства хороши? Мне не нужна другая, кем бы она ни была. Называй это идиотизмом, болезнью, как хочешь. То, что мы в браке, я не знал, меня смутила позиция людей, которые каждый раз, проверив твои документы в базе, называли миссис Хоуп. Дальше представитель опеки подсказала, и тогда твой отец запросил судебный иск обратно. Что еще тебя интересует? – Доусон подносит мои пальцы к губам и целует. – Я просто люблю тебя. Поэтому буду преследовать. И у нас будут наши дети, в этом можешь не сомневаться.

– Боже, Доусон. Ну почему ты такой… – Откидываю голову на сидение и закрываю глаза, это просто невозможно. Он меня бесит, и в тоже время я обожаю его. Я вздыхаю и наблюдаю за зданием, в котором находится ребенок. – Я не хочу забирать чужого ребенка при том, что у нее есть настоящая мать. Я ведь до болезни вообще не хотела детей.

– Это временное опекунство. Пойми, ребенок такого возраста и с заболеванием не может находиться в учреждении этого типа. Она просто не слышит тех, кто ее бьет, не знает людей и, вообще, ее стресс сразу станет заметен. Мы сможем обеспечить Бри защиту, пока ее мама выздоровеет. Я не хочу забирать чужого ребенка, я тоже хочу своих. Но если мы можем помочь, почему нет? – Прикусывает указательный палец на правой руке, видимо, от безысходности. – Элли, прости, что я сделал это без твоего разрешения. Прости, что тянул до последнего. Я, правда, раскаиваюсь! Изначально опекунство оформлялось только на меня. В день, когда твой отец показал тебе бумагу, пришлось работать в ином направлении. Мы торопились. Бри очень плохо переносит патронаж. – Я сразу вспомнила момент в парке, когда она меня обняла.

– Я даже не знаю, какого цвета ее глаза, или что она любит. Я ничего не знаю, – сокрушенно говорю ему. – Я не знаю, как с ней обращаться.

– Научимся вместе. – Доусон наклоняется и целует меня в щеку. – Ее вывели для нас. Пойдем, обрадуем ребенка.

Он выходит из машины, открывает мне с той стороны дверь и подает руку. Мне бы треснуть ему хорошенько за все его выкрутасы, но я не могу. Этот мужчина умеет очаровать меня до глубины души.

– Не могу поверить, что все так происходит. – Цепляюсь за его локоть и повисаю на нем.

– Мы не усыновляем ребенка, просто станем опекунами. Успокойся, иначе она почувствует, что ты нервничаешь. – Мы движемся по дорожке в виде лапок к девушке, которая представилась как Чарли, тогда в парке.

Женщина ведет за руку Бри, и я впервые по-настоящему осматриваю ребенка. Светлые кудри вылезают из-под шапочки, которая плотную надвинута на глаза. Маленькое лицо с пухлыми щечками и губками. Ребенок значительно похудел с момента нашей последней встречи. Мне немного страшно от того, что сейчас происходит, но, думаю, ребенок боится перемен не меньше моего. Бри одета в ту самую кофточку с игровой парка, на ножках нелепые сандалии и бриджи. Ее словно вывели из детского дома, где ребенку нечего надеть. Бледный цвет кожи и синяки под красными зареванными глазами вышибают меня из нормального состояния. Она мне напоминает забитого ребенка, травмированного жизнью. Поэтому я делаю несколько шагов вперед и беру Бригитту на руки. Что-то надламывается в сердце, душа начинает полыхать, когда тело расслабляется и льнет ко мне. Я не могу сказать, что за ней плохо ухаживали, но понятно же, что ни одному ребенку не место в этом помещении.

– Она не ела, не знаю, как ее родительница кормила. Но это целая проблема, она все еще сосет соску, кстати. – Женщина достает подтверждение своих слов из кармана и протягивает Доусону. – Миссис Хоуп, приятно с вами встретиться вновь, сейчас вы выглядите иначе.

– Я и чувствую себя иначе, – отвечаю я, отчего головка поднимается с моего плеча, и два огромных зеленых рубина глаз встречаются с моими. – Ты зеленоглазка. – Глажу девочку по голове через шапочку. – Доусон, мы немного посидим в тенечке.