— Из-за этой шалавы мы должны в коридоре стоять, —возмутилась проститутка, но вышла вслед за двумя другими соседками. Мараповернулась и увидела Дронго. Сразу оценила и его костюм, и стильный галстук.Странно. Он не похож на обычного следователя. У тех казенные лица и форменнаяодежда. Может, он из другого ведомства?

— Извините, — сказал Всеволод Борисович,опустившись на стул, пододвинутый ему Савиным. — Мы хотели бы с вамипоговорить.

— О чем? — спросила Мара. — Вы ведь и так всезнаете.

— Не все. Мы не знаем, кто к вам пришел и почему выоткрыли дверь.

— Мой водитель, этот негодяй Шуляков, — сненавистью произнесла она, — позвонил в квартиру. Больше я ничего непомню. Я потеряла сознание и пришла в себя только в больнице.

— Вы знали этих людей?

— Одного знала, Матвея Очеретина. Бандит и насильник.Двое других, насколько я поняла, его телохранители.

— Зачем они пришли?

— Не знаю.

— Они чего-то просили, требовали?

— Нет, ничего.

— Почему вы сразу не позвали на помощь? Вы моглизакричать, подбежать к окну, выбить стекло.

— Мне это не пришло в голову.

— Но зачем все-таки они пришли? Вы ведь и раньше виделиОчеретина?

— Да, встречала, — она старалась не смотреть на сидевшегорядом Дронго. Для нее оба следователя, и молодой, и пожилой, существовали лишьпостольку, поскольку досаждали ей своими вопросами. Другое дело Дронго. В немона сразу почувствовала мужчину. Но после предательства Фанилина ничего, кромеотвращения, мужчины у нее не вызывали. Поэтому она и не смотрела на Дронго.

— Где и когда вы с ним встречались? — спросилРоманенко.

— В разное время и в разных местах. — Она бояласьупоминать имя Чиряева, что могло повлечь за собой последствия еще болеетяжелые. Только сейчас она поняла, что бандиты наверняка ворвались к ней вквартиру по приказу Чиряева. Иначе не посмели бы. Значит, он видел фотографии.Эта мысль повергла ее в отчаяние.

— Вы не можете вспомнить, где именно? — настаивалРоманенко.

— Не могу, — ответила она с раздражением, — яничего не помню. Я ничего не знаю. У меня болит голова.

Видя, что она на грани истерики, Романенко поднялся и, пожавплечами, взглянул на Дронго. Тот поднялся следом. Но вдруг сказал:

— Оставьте нас, я сам с ней поговорю.

— Хорошо. Только недолго. У нее может начатьсяистерика, — предупредил Всеволод Борисович, вместе с Савиным выходя изпалаты.

— Успокойтесь, пожалуйста, — сказал Дронго, сновасадясь на стул.

— Теперь вы хотите меня терзать? — спросила она.

— Нет, не собираюсь, — мягко ответилДронго, — давайте договоримся так. Я не буду вам задавать вопросов.Выскажу только свои предположения.

— Зачем мне ваши предположения? — спросила свызовом женщина. — Жизнь моя кончена.

— Пока нет, — возразил Дронго, — но, еслибудете упорствовать, можете не выйти из этой больницы.

— Что вы имеете в виду? — почему-то шепотомспросила она.

— Выслушайте меня. — Он наклонился к ней. —Вчера вы встретились со своим приятелем, и то, что произошло между вами, кто-тосфотографировал, запечатлев самые откровенные позы. Эти фотографии мы нашли вкармане Очеретина. Они помечены вчерашним числом. Кто-то прислал их ему. А онпереправил снимки Чиряеву. Взбешенный, Чиряев приказал своим людям убить вас,но перед смертью поиздеваться над вами.

Она слушала, затаив дыхание, завороженная взглядом еготемных глаз, чувствуя, как страх леденит душу.

— Чиряев приказал разобраться с вами, — продолжалДронго, — а водитель, приставленный к вам, помог убийцам проникнуть вквартиру. Прежде чем вас убить, они решили с вами поразвлечься. Чем этокончилось, вы знаете. Потом в квартиру ворвались уже другие убийцы иперестреляли насильников.

— Да, — растерянно сказала она, — наверно,так все и было.

— Возможно, вы потеряли сознание и не помните, кторасправился с насильниками. Возможно, вы их даже не видели. Они вас не тронули,потому что подумали, что вы либо без сознания, либо мертвы. Но они сновапридут, узнав, что вы живы. Обязательно придут. И не только они. Именно в вашейквартире убили Очеретина и его боевиков. Возможно, фотографии подбросилиспециально, чтобы заманить бандитов в вашу квартиру. И если это дойдет доЧиряева, вам несдобровать. Вы не сможете доказать, что ничего об этом не знали.Теперь представьте себе его состояние. С одной стороны, он узнает, что вы изменилиему, а с другой — что в вашей квартире погибли его люди. Он воспримет это какявное издевательство с вашей стороны.

— Вполне возможно, — согласилась она, — надоему позвонить, рассказать все, как было.

— А фотографии? — холодно напомнил Дронго. —Или вы думаете, они существуют только в одном экземпляре? Если есть пленки, ихможно напечатать.

— Что же мне делать? — простонала она. — Чеговы от меня хотите?

— Правду, — сказал Дронго, — мне нужны факты,и получить их я могу только от вас. Итак, кто был с вами вчера? Имя?

— Я вспоминать о нем не хочу. Альфонс, негодяй. Он меняпредал.

— Его фамилия?

— Егор Фанилин. Мразь, сволочь, — она подбираларугательства пообиднее и вдруг, вспомнив о фотографиях, даже глаза закрыла отужаса. — Ваши сотрудники видели фотографии?

— Нет, только следователь, тот, что постарше, которыйбезуспешно пытался вас допросить, — соврал Дронго, — если мы с вамидоговоримся, обещаю, фотографии будут уничтожены.

— Даете слово?

— Даю.

— Егор Фанилин, — повторила она и дала его адрес.

— Где происходила ваша встреча?

— В очень красивом доме, шикарной квартире. Мы поехалитуда на его машине. Подождите. Я вспомнила адрес. Мичуринский проспект.Новостройка. Квартира шестьдесят шесть. Я еще подумала, что шестерка не оченьсчастливое число. Номер дома не помню. Помню, что новый. Там их несколькосправа от дороги.

— Квартира шестьдесят шесть, — кивнулДронго. — Я запомню. Скажите, Очеретин был другом Чиряева?

— Его правой рукой. Поэтому я впустила их, думала, онипо делу пришли.

— Вы действительно не видели, кто убил Очеретина и еголюдей?

— Не видела. Потеряла сознание. У меня такое ощущение,что искупалась в грязи. Попросите, чтобы меня отпустили домой. Мне здесь плохо.Хочу помыться, привести себя в порядок, но врачи считают, что я должна побытьздесь еще несколько дней. Вводят мне какие-то лекарства.

— Чтобы вы, не дай бог, не забеременели, —предположил Дронго.