Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это означает, что сейчас у меня нет времени оплакивать Кристиана. Я должна сосредоточиться на том, чтобы выжить. Должна приложить к этому максимум усилий. Попытаться выбраться.
Должна предпринять хоть что-то.
Навряд ли они меня убьют, раз не сделали этого сразу. Но есть вещи и похуже смерти. О том, что меня ждет по приезду не хочется даже думать. Ничего хорошего, можно не сомневаться.
Я упираюсь руками в крышку багажника и пробую его открыть.
Безрезультатно.
Да и рискнула бы я выпрыгнуть из машины на полной скорости, даже если бы у меня получилось?
Если бы мы ехали по безлюдной трассе, безусловно да, я бы рискнула. Но с учетом того, что за нами могут нестись другие машины и велика вероятность того, что я окажусь у них под колесами…
Не уверена, что в этом есть хоть какой-то смысл.
Но я все равно предпринимаю попытку за попыткой открыть крышку багажника изнутри.
Если у меня получится, я сделаю это. Выпрыгну, а там будь, что будет.
К сожалению, ничего не выходит и у меня нет ни одной идеи, как я могла бы открыть эту чертову крышку.
Метал не поддается силе моих нажатий на него, как ни старайся, и я не могу нащупать ничего, похожего на рычаг, который мог бы волшебным образом справиться с замком.
Я даже не знаю, предусмотрены ли в багажниках такие вещи.
Меня так сильно мутит от страха и спертого воздуха. Я стараюсь дышать маленькими порциями, потому что мне вдруг начинает казаться, что кислород сейчас закончится и я задохнусь.
Этого не происходит, но я все равно боюсь.
Спину ломит, а ноги начинают затекать от неудобной позы. Крышка, темнота и замкнутость пространства давят на меня, вызывая панику, которую я стараюсь подавить в себе любыми средствами.
Все хорошо, Ульяна, все нормально, уговариваю я себя.
Ни черта не нормально.
Все катастрофически ужасно.
Но мне остается только пережить. Дождаться, пока мы доедем до места, а пока что корить себя за произошедшее, то и дело проваливаясь в океан страха, отчаяния и сожаления.
Время тянется безумно медленно и мне кажется, я впадаю в некое подобие транса. Потому что пропускаю момент, когда машина замедляет ход и останавливается.
Кажется, после остановки проходит еще некоторое время, но я не знаю, сколько именно. Здесь и правда стало меньше воздуха, а потому мысли и сознание путаются.
А потом багажник резко открывается, и я зажмуриваюсь от яркого света, бьющего мне по глазам.
И хоть теперь я могу вздохнуть свободно, что я и делаю, но не спешу радоваться.
Я вдруг отчетливо понимаю, что предпочла бы темноту и тесноту места своего заточения тому, что может последовать сейчас.
— Ульяна, — слышу знакомый голос и в изумлении распахиваю глаза.
— Приехали, вылезай, — жестко командует Демид, выключает фонарик на телефоне, снова погружая в полумрак, и со свойственной ему бесцеремонностью ухватывает меня за руку.
— Я сама, — бормочу я и начинаю выбираться из своей тюрьмы.
Голова кружится, а ноги не держат, так что, если бы не Демид, я бы еще долго пыталась вылезти и принять ровное положение.
А так он практически выдирает меня из багажника, а потом ставит на ноги.
На то, чтобы заново научиться стоять ровно и оценивать окружающую обстановку, уходит не меньше пяти секунд.
Демид стоит рядом, всматриваясь в мое лицо, и нас окружают полумрак и непривычная тишина.
— Где… где мы? И где все…
Мои вопросы повисают в воздухе, потому что я вдруг отчетливо ощущаю запах крови.
А потом вижу ее.
Одежда Демида покрыта ею так сильно, что внутри что-то сжимается. Хотя стоит он ровно и ведет себя точно так, как и всегда. Лицо не выражает ни единого грамма боли или простого дискомфорта.
А потом я чуть поворачиваю голову в сторону и на земле вижу одного из парней. Тот самый здоровяк, что выдернул меня из машины и не дал излечить Кристиана.
И хотя вокруг нас не горит ни единого фонаря, здесь достаточно света, чтобы я могла разглядеть жуткие, до судорог, подробности.
Подробности, которые предпочла бы не видеть никогда.
Парень лежит на земле странно вывернув голову под неестественным углом, в луже собственной крови. Похоже, что ему перерезали горло. Жестоко, безжалостно.
Его рот приоткрыт, а остекленевшие глаза закатились.
Когда я понимаю, что здесь произошло и чья кровь на Демиде, меня начинает мутить.
Это не его кровь, это кровь парня.
Он сделал это с ним.
— Ульяна, мы уходим, — говорит Демид и загораживает собой дальнейший обзор, — ты пойдешь сама или мне тебя понести?
Он собирается взять меня на руки? Хочет прижать к своей кровавой одежде?
Я тут же пресекаю эту попытку.
— Сама, я сама, — быстро произношу я, хоть и еле стою.
— Закрой глаза, не смотри по сторонам, — бросает Демид и тянет меня за собой, прочь от машины.
Я пропускаю мимо ушей его совет, и сто раз жалею об этом. Лучше бы воспользовалась.
Потому что то, что я вижу дальше, не поддается совершенно никакому описанию.
Мои похитители, абсолютно все, а их тут несколько человек, несколько крупных затянутых в кожу парней, лежат сейчас без движения, а их тела представляют собой сплошное месиво.
Тот парень с перерезанным горлом смотрелся на их фоне вполне безобидно.
Здесь как будто была не просто драка, а настоящая бойня. Похлеще той, что я видела когда-либо в боевиках. Это сцена скорее из фильма ужасов.
Самым последним я вижу главаря — Клима.
Только от его агрессии не осталось и следа. Также как любых признаков жизни.
Этот парень лежит в луже собственной крови, как и остальные. Убит жестоко. А теперь пялится пустыми безжизненными глазами в небо и уже никогда ничего не скажет и не сделает.
А Демид между тем толкает меня в свою машину.
— Что здесь… что… — лепечу я, заставляя себя сидеть, хотя больше всего на свете сейчас мне хочется выскочить из салона и бежать отсюда без оглядки. Бежать и бежать. Долго.
Подальше от всего этого.
— Я же просил тебя закрыть глаза, — произносит Демид и мне кажется, сейчас его голос звучит устало.
Я мотаю головой, отгоняя только что увиденные картины. Боже, мне кажется, я никогда не смогу забыть. Я нахожусь в полнейшем шоке и никогда не приду в себя.
— Демид, это… это все ты? Но… как? Зачем? Кто ты такой?
Вопросы
