Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После вчерашнего забега по лавкам денег у меня оставалось десять рублей с мелочью, кошачьи слезы. Мелочь как раз и ушла на новую прокладку. А еще через четверть часа я остановил мотоцикл у оружейной лавки.
В витринах и на стенах были разложены и развешаны ружья, винтовки, карабины, пистолеты и револьверы. Пока хозяин лавки разбирался с ранее пришедшим клиентом, я решил поглядеть товар. Ассортимент был такой, что у меня глаза разбежались. В музеях, пожалуй, и то меньше подобных стрелялок. Цены на оружие тоже были немаленькие. Револьвер Нагана, с которым побеждала преступность советская милиция, стоил аж двадцать пять рублей. А широко известный своим названием пистолет «Парабеллум» и вовсе сорок три целковых. Патроны к ним тоже стоили немало. Были и модельки попроще, но доверия не внушали. Да и цены на них начинались от двенадцати рублей.
Я уже было впал в отчаянье, но тут мне на глаза попал небольшой короткоствольный револьвер, не особо красивый с виду. На табличке под ним значилось: «Револьвер „Бульдог“ бельгийского производства центрального боя». Стоила такая машинка тридцать восьмого калибра — того самого, которым пользуются все американские полицейские — всего пять с половиной рублей. Еще в два рубля обходилась коробка патронов к нему, полсотни штук. Ко всему этому мне в виде бонуса достался флакон ружейного масла и книжечка по уходу за оружием. Вот оно, то самое, что мне нужно! Оружие и компактное, и убойное, и недорогое. И, что немаловажно, простое в использовании. Думаю, с помощью инструкции разберусь.
До вечера я успел собрать фургон. Попутно подтянул то, что разболталось, смазал то, что требовало смазки, зачистил заржавленное — в общем, слегка привел мобиль в порядок. И, вдобавок ко всему прочему, отрегулировал циркуляцию воды в моторе. После сборки котел исправно выдавал пар, в цилиндрах плавно ходили поршни, а сам мобиль послушно сделал пару кругов вокруг сарая. Можно было отгонять его в больницу и ждать следующего. До визита Золотого оставался примерно час, и я даже успевал поужинать.
Скамья скрипнула, принимая мой вес. Неудивительно: колотил наспех, из того, что нашлось под рукой, зато теперь можно есть сидя. Тут же Дашка поставила передо мною миску каши с маслом и положила рядом ложку. На отдельное блюдо легли ломти мягкого, ноздреватого хлеба. И каша, и хлеб пахли так аппетитно, что рот мгновенно наполнился слюной.
— Не бережете вы себя, барин, — выдала девчонка, усаживаясь на лавку напротив. — Целый день, почитай, крошки хлеба не съели.
— Работа у меня такая, — ответил я, прожевавшись. — Я ведь сразу об этом говорил.
И вновь принялся за кашу. А Дашка сидела, подперев щеку кулачком и смотрела, как я ем. Откуда она это взяла? Ведь совсем малявка. Помнится, мать тоже, бывало, вот так же сидела и смотрела на нас с отцом.
Я поспешил прогнать грустные воспоминания.
— А где Мария? — спросил я малолетнюю кухарку. — Не заболела ли?
— Не, все с ней в порядке. Но вам боится на глаза показаться. Стыдно ей за вчерашнее. И переживает: вдруг вы ругаться приметесь?
Тем временем, я доел кашу, вычистил хлебом миску, а Дашка притащила чайник, заварку и плошку с сахаром.
— Скажи сестренке, что впустую боится, ругать не буду. А что стыдно — так мне вчера тоже неловко было. Но теперь-то переживать поздно, что сделано — то сделано. Я на нее не сержусь, пусть спускается. Не просидит же она до старости наверху.
Наевшись и напившись, я отсел к окну, зажег оставшийся от вчерашних бдений огарок свечи, раскрыл коробку с револьвером и развернул промасленную бумагу, в которую он был завернут. В неровном свете свечи вороненный металл оружия загадочно поблескивал. Как было написано в инструкции, я тщательно очистил револьвер от смазки, откинул справа щечку и, проворачивая рукой барабан, один за другим вставил в гнезда шесть тупоносых патронов в желтых латунных гильзах. Вернул щечку на место и примерился. Рукоять была маловата, но достаточно удобна. Ну вот и хорошо. Коробку — в печь, патроны — в чулан подальше, а револьвер — в карман. Тут как раз и Золотой со Шнуром подвалили. Я успел только наказать Дашке:
— Сидите у себя тихо, как мыши. И пока гости не уберутся, чтобы носа оттуда не высовывали! Все понятно?
И, не дожидаясь ответа, побежал к воротам, придерживая потяжелевший карман.
Несмотря на мои опасения, все прошло быстро и чисто. Правда, я очень старался ни к кому — ни к Золотому, ни к Шнуру спиной не поворачиваться. В сенях отодвинули лавку, подняли доску пола, и вынули завернутый в мешковину пакет. В комнате развернули, да прямо на стол содержимое пакета высыпали.
Денег было… много. Часть в ассигнациях, часть в золотых монетах. Но больше всего было золотых украшений, с камнями и без. Быстро пересчитали деньги, скопом прикинули на вес цацки — вышло примерно двести тыщ. Безумные деньги! А даже если и больше — неважно. Мне процента и с этой суммы вполне хватит. Золотой поморщился, но без слов отсчитал мне мою долю — двадцать тысяч, солидная стопка ассигнаций. Остальное сгреб со стола в саквояж и вместе со Шнуром двинул на выход. Я пошел следом, чувствуя, как помалу отпускает напряжение. Еще немного понервничал, открывая калитку. Хочешь-не хочешь, а пришлось-таки спиной к ворам встать. Но обошлось.
— Бывай, — кивнул мне Золотой на прощание. — Понадоблюсь — спросишь меня в местном кабаке. Назовешься Гонщиком.
Я кивнул в ответ, и две фигуры в темной одежде зашагали вниз по улице. Мне не хотелось возвращаться в дом, да еще и нервная дрожь поколачивала. Умом я понимал, что раз уж воры решили договориться, то вряд ли в последний момент передумают. Но все равно до последней секунды ждал подвоха. Курил бы — сейчас непременно затянулся бы папироской. А лучше — намахнуть беленькой стаканчик-другой, только вот нет дома ничего крепче чаю. Поэтому я просто стоял у калитки и смотрел вслед удаляющимся людям. Только вдруг что-то пошло не так. Из переулка выскочили еще две тени и кинулись навстречу Золотому. А Шнур, шедший по обыкновению чуть позади своего патрона, что-то выхватил из кармана и накинул на шею начальнику.
Почему я это сделал — не знаю. Скорее