А под ним, если мне не изменяла память, стоял ящик.

Я снова обошел школу и к своей несказанной радости нашел и открытое окно, и ящик. Забраться в класс мне не составило большого труда. Оказавшись в длинном сумрачном школьном коридоре, я почувствовал себя едва ли не как дома. Но я все же поборол в себе желание немедленно пойти в комнату славы, решив сначала выяснить, какой паршивец заставил меня лазить по окнам.

Сначала я подошел к входной двери, где, в самом деле, обнаружил ключ, вставленный в замок. Теперь этот полуночный бродяга никуда от меня не денется, подумал я, вынув ключ из замка и сунув его в карман.

На первом этаже никого не оказалось. Я тихо поднялся по лестнице на второй этаж, прошел мимо столовой, сцены, буфета, свернул в коридор и сразу заметил желтую полоску света, выбивающуюся из-под двери кабинета. Замечательно! Изнутри виден свет, а снаружи – нет. Наверное, на окна опущены светонепроницаемые шторы.

Я на цыпочках приблизился к двери и глянул на табличку. “Кабинет химии”. Я взялся за ручку. Мой мозг, как суетливый и торопливый школяр, уже принялся строить предположения. Но мне надоело теряться в догадках и ставить перед собой все новые и новые вопросы. Наступило время действовать не столько головой, сколько руками. К чему гадать, что я увижу за этой дверью, когда проще взломать ее и увидеть?

Мне даже не пришлось ничего взламывать. Дверь охотно открылась, едва я потянул ручку на себя. Яркий свет. Кисловатый запах химикатов. Два ряда столов, оборудованных газовыми кранами и раковинами…

Я стоял на пороге, взведенный, как пружина. Длинный учительский стол. Плохо отмытая от мела доска. Таблица Менделеева. Дверь в лабораторию, открытая настежь. Оттуда шел звук работающей вентиляционной вытяжки. Кажется, там кто-то есть. Я успел сделать всего два-три шага, как вдруг в дверях лаборатории выросла фигура парня в белом халате и клеенчатом фартуке. Рябцев! Но что с его лицом? Оно перекошено от ужаса!

– Привет! – радостно сказал я, взмахнув рукой.

Рябцева словно ветром сдуло. Опрокинув табурет, оказавшийся на его пути, он кинулся вглубь лаборатории. Я понял, что могу опоздать навсегда, если не поспешу, и сорвался с места столь ретиво, словно намеревался установить мировой рекорд по забегу на короткую дистанцию. В лабораторию я ворвался словно раненый кабан в охотничий домик. Рябцев стоял ко мне спиной под вытяжкой. Я не успел увидеть, что он там делал и, откинув ногой табурет, схватил парня за плечо. Рябцев круто развернулся и попытался плеснуть мне в лицо какую-то гадость из пробирки. Я пригнулся, и зловонные брызги веером прошли по стене. Мое положение было настолько удобным, что грешно было им не воспользоваться. С разворота, резко выпрямившись, я врезал Рябцеву в челюсть. Он повалился спиной на стол, с хрустом раздавливая пробирки и колбы.

– Убью-у-у! – вдруг истерично закричал он и довольно сильно пнул меня ногами в живот.

Настала моя очередь ломать и крушить своим телом школьный инвентарь. Не удержавшись на ногах, я повалился на тумбочку, заставленную колбами. Они со звоном посыпались на пол. Удушливая вонь стала заполнять лабораторию. Я вляпался рукой в какую-то маслянистую гадость, которая стала жечь, как если бы я угодил рукой в паровозную топку. Рябцев с рычанием кинулся на меня, размахивая то ли указкой, то ли ножкой от стула. Я не успел прикрыть лицо, и получил довольно чувствительный удар по переносице. Кажется, из моего носа фонтаном брызнула кровь. Парень совсем обезумел и замахнулся своей палицей, чтобы врезать мне еще раз. Это плохо бы кончилось для меня, но я успел подсечь его ногу, и Рябцев, взмахнув руками, полетел на пол. Я добавил ему в челюсть апперкотом. Фартук каким-то образом оказался на голове Рябцева. Пока он пытался сорвать его со своего лица, я схватил гордость школы за воротник, рывком поднял его на ноги и с силой вытолкнул его из лаборатории, спасая тем самым оставшийся инвентарь. Рябцев упал на стол, перекувырнулся через него и, опрокидывая табуретки, завалился на пол.

Я подошел к умывальнику, открыл воду и умыл лицо. К счастью, зеркала над умывальником не было, и я не увидел своего носа, вид которого наверняка бы меня опечалил.

– И кто тебя этому научил? – спросил я, вытирая лицо нижним краем рубашки. – Физрук?

Вопрос прозвучал двусмысленно. Я думаю, что Рябцев не понял, какую науку я имел ввиду: мордобой или химию? Он медленно вылезал из-под табуретов. Из лаборатории доносилось жуткое шипение, словно наша потасовка разбудила клубок змей. Я заглянул туда, невольно зажав пальцами нос. Над пламенем газовой горелки в штативе висела колба. В ней кипела и пузырилась какая-то мутная жидкость. Пена, выползая из горлышка, прямо на глазах чернела и застывала, образуя нечто похожее на черную пемзу.

Я погасил огонь и пробежал взглядом по оцинкованному столу, усыпанному битым стеклом и залитому зловонными лужами. Под самой вытяжкой лежал прибор для микросварки и медицинский зажим. Тут же я увидел небольшую картонную коробку, в которой, на ватной подстилке, лежало штук десять ампул с надписью “новокаин”, наполненных прозрачной жидкостью. Я обратил внимание, что ампулы были необычные, с короткими расплющенными кончиками. Я взял одну из них. Она была еще теплая.

– Вам не кажется, что это уже выходит за рамки допустимого?

Я обернулся на голос. В дверях стояла Ольга Андреевна.

Глава девятнадцатая. Несостыковочка

– Да, – согласился я. – Это уже выходит за рамки… Извини, Рябцеву было здесь немного тесно, и мне пришлось выбросить его в класс…

– “Извините”, – поправила учительница и мстительно сжала губы. – Вы избили моего ученика. Вы устроили погром в лаборатории. Я сейчас вызову милицию!

Она, в самом деле, решительно повернулась и быстро пошла к выходу, и красный плащ развевался на ней, как бурка Чапаева.

– Ольга Андреевна! – позвал я. – А зачем куда-то ходить? Воспользуйтесь моим мобильником!

Я протянул ей трубку. Учительница остановилась перед дверью и взглянула на меня холодными глазами. Трудно было поверить в то, что эта строгая химица всего несколько часов назад затащила меня в ванну прямо в одежде, а потом стояла передо мной раздетой, и глаза ее были томными от предвкушения любви…