– Если хочешь, можешь не возвращаться со мной в Лондон. Я больше тебя не держу.

Вивиан отпрянула, словно ее ударили, и едва слышно произнесла:

– Я могла бы попытаться вернуть твою печатку…

Но Дэвид с печальной улыбкой сказал:

– Нет, ее уже не вернуть, да это и не важно, так что не волнуйся.

– Прости, – быстро проговорила она. – Мне очень жаль, но у нас и правда все не очень просто…

Дэвид взял ее руки в свои, только сейчас обратив внимание, что не купил ей перчатки, и, поддавшись порыву, тоже снял свои, потом снова взял ее за руки. Ладони Вивиан были холодными, напряженными. Дэвид сжал их в своих и посмотрел ей в глаза.

– Мне наплевать на кольцо. Правда. Я о нем даже не вспоминал.

Вивиан промолчала, и после паузы Дэвид добавил:

– Я вынужден был соврать дворецкому, что спасаю тебя от преступного прошлого.

– Но ведь так оно и есть. Все это время ты не давал мне вернуться туда, откуда я пришла, – дрожащим голосом возразила Вивиан.

– Ты жалеешь об этом? – спросил Дэвид.

Вивиан понимала, что спрашивал он сейчас о другом: жалеет ли она о том, что произошло прошлой ночью. Похоже, он боялся, что она скажет «да», поэтому опустил взгляд и несколько минут пристально смотрел на ее руки, машинально продолжая их поглаживать, отчего у нее мурашки бегали по коже.

– Нет, – наконец ответила Вивиан.

– Одиноким мужчинам моего круга непозволительно проживать под одной крышей с дамой, если она не родственница и у нее нет компаньонки.

Это ее не удивило. В трущобах Сент-Джайлса мужчины и женщины могли сожительствовать и не заключая брака, и это не всегда были опустившиеся люди, но мать говорила ей, что в других местах это считается крайне неприличным.

– В нескольких милях отсюда есть постоялый двор, – сказал Дэвид. – Если хочешь, мы доберемся туда через час.

– Через час, – эхом повторила Вивиан.

– Оттуда ты можешь добраться до… в общем, куда хочешь. – Поскольку Вивиан молчала, Дэвид выдохнул и продолжил: – Я дам тебе пятьдесят фунтов. С такими деньгами ты доберешься до любого места в Англии или, если захочешь, до Шотландии или Ирландии.

– Пятьдесят фунтов?

– Да, я взял с собой.

– Вот чудак! – воскликнула Вивиан. – Неужели ты так и не понял, что нельзя отправляться в дорогу с такими деньгами? Тут полным-полно разбойников. Лучше оставь их при себе – только получше спрячь. Они тебе понадобятся, чтобы платить всем этим слугам.

Дэвид вздохнул и с улыбкой сказал:

– Вивиан, я отпускаю тебя: можешь уйти, если хочешь. Я… я не должен был держать тебя взаперти.

– Хорошо, что ты это понял. – Она разгладила ткань нового платья и спросила: – А одежда – это прощальный подарок или плата за нашу с тобой ночь?

– Ты не должна так говорить! – воскликнул Дэвид. – Что касается прошлой ночи… наверное, не стоило…

– Вот и хорошо! – нарочито весело прервала его Вивиан. – Мне вовсе не нужно за это платить.

Какое-то время они оба молчали, потом Дэвид спросил:

– Что ты решила? Куда мы сейчас?

Вивиан задумалась. Ей, конечно, надо уходить. Он сказал, что довезет ее до постоялого двора, и даже предложил пятьдесят фунтов, но прежняя жизнь казалась ей сейчас такой далекой и нереальной, и в ней не было места тому, что сейчас с ней происходило: солнечному дню и этому мужчине, который держал ее ладони в своих руках.

– В Лондон.

До этого момента Дэвид старался не смотреть на нее, но после таких слов повернулся и окинул Вивиан внимательным взглядом. Она понимала, что поступает глупо, но не могла пока вернуться в прежнюю жизнь. Дэвид подарил ей новый мир – дал не только теплый дом, красивые вещи и развлечения, но еще и баловал ее, обращался с ней как с высокородной дамой и ласкал так, словно любил по-настоящему. На мгновение Вивиан словно почувствовала, как он двигается внутри ее, как его пальцы скользят по коже, и от этих мыслей залилась краской.

Дэвид медленно наклонился, не сводя с нее глаз, и поцеловал: нежно, сладно, долго, – потом чуть отстранился и, слегка касаясь губами ее губ, прошептал:

– Ты больше не моя пленница. И я хочу тебя.

– Прямо здесь?

Вивиан нисколько это не смутило. Ее тело быстро наливалось теплом от воспоминаний о прошлой ночи. И здесь, у маленького пруда вдали от дороги, им никто бы не помешал.

– Нет-нет, – поспешил ответить с улыбкой Дэвид. – Не хочу, чтобы ты испачкала новое платье травой.

Вивиан еще сильнее покраснела и тоже улыбнулась, а Дэвид взмахнул хлыстом и направил лошадей назад, в Лондон. По дороге Вивиан думала, что эта поездка многое прояснила, но ее будущее по-прежнему оставалось туманным. Она не смогла уйти от Дэвида, хотя должна была, а значит, в каком-то смысле так и осталась его пленницей, только теперь уже по собственному желанию.

Следующие две недели для Дэвида были самыми счастливыми. Он не помнил, когда еще в его жизни все шло так, как нужно. Ему наконец удалось справиться с горой дел Маркуса – и не последнюю роль тут сыграло то, что светский сезон в Лондоне подходил к концу, а парламент ушел на каникулы. Работы стало меньше, а с той, что осталась, Дэвид постепенно справился. Его опыт и уверенность в своих силах все росли, и это было непривычно для него, но очень приятно.

По хозяйству дела тоже шли отлично. Еду подавали вовремя, вокруг царила чистота, и слуги не заговаривали об уходе. После разговора с Хоббсом никто не сетовал на присутствие Вивиан. В доме становилось все уютнее и спокойнее, и Дэвид теперь с радостью проводил здесь как можно больше времени. Неожиданно для себя он полюбил такую тихую, почти семейную, жизнь.

А еще была Вивиан. Стоило ему подумать о ней, и на губах сама собой появлялась глупая улыбка. Он вел себя как влюбленный мальчишка, но ему было все равно. Впервые в жизни Дэвид влюбился – по-настоящему, безумно, – и это было для него новым и прекрасным чувством. Весь день он работал в Эксетер-хаусе, а потом возвращался, и они вместе ужинали. Вивиан часто ждала его в гостиной и встречала с искренней радостью, а когда он закрывал дверь, тут же бросалась ему в объятия. Весь вечер они не расставались, вместе проводили и ночи, полные любви и блаженства, пусть для этого и приходилось прятаться даже от собственного дворецкого. Каждый день Дэвид придумывал новое объяснение, почему они с мисс Бичем засиживаются допоздна, хотя все слуги уже отправляются спать. Наверняка Хоббс что-то подозревал, но предпочитал делать вид, будто верит его словам, что по вечерам они читают Писание вслух и практикуются в ораторском исскустве.

Дэвид мог часами смотреть на Вивиан, на ее такое живое лицо, что один взгляд, легкая улыбка или нахмуренный лоб передавали всю гамму чувств. Ему нравилось дразнить ее, чтобы потом ласками вернуть хорошее настроение. Он обожал ее смешить – у нее так забавно морщился нос! А еще любил, когда она закрывала глаза, откидывая назад голову, и стонала от наслаждения. И когда запоем читала какую-нибудь книгу из его библиотеки, закусив губу и сдвинув брови. Он обожал дарить ей подарки – Вивиан вся вспыхивала от радости, даже когда получала что-то самое простое, вроде цветка из сада Эксетер-хауса. В общем, Дэвид любил ее во всех проявлениях, но до сих пор не знал, любит ли его Вивиан. Что, если она притворяется? Хотя зачем? За эти две недели она могла уйти от него в любую минуту, прихватив с собой столовое серебро, но этого не случилось. Однажды он рано вернулся домой, но не нашел ее в гостиной и по-настоящему испугался, что Вивиан все-таки бросила его. Когда же пришел Хоббс и сказал, что мисс Бичем ждет его в саду, Дэвид испытал такое облегчение, что не описать словами.