В центре – “Дом Отцов”, по периметру – высокий частокол, снаружи – стоянки охотников и добытчиков. Один в один как семейный форт, разве что дерева в разы больше, стволов куда меньше, да и уехать со своего места Приречье не могло.

Свои аналоги имелись у всего, в том числе и у лагерного костра – неподалеку от пристани располагался навес, под которым за небольшую плату можно было получить миску рыбы и кружку пива, после чего употребить все это за одним из длинных деревянных столов. Здесь даже разделение по столам существовало, пусть и негласное: за одним предпочитали нажираться лесорубы, за другим – охотники, за третим – местные заправилы. Даже своя Отбивка имелась – Кальфара. Женщина куда меньших габаритов, но по манерам и характеру – один в один супруга Гарпунщика. Даже еще паскуднее, поскольку никто из предводителей охотничьих отрядов не горел желанием брать ее в жены, хотя гостеприимством с удовольствием пользовались многие.

Брак дохромал до высокой матовой цистерны заправочной станции, где, отстояв небольшую очередь под звуки пыхтящего кристаллизатора, обменял скрутку необработанных шкур на тяжелую канистру с эйром. Попутно перекинулся парой слов с новыми знакомыми, обменявшись свежими новостями и сплетнями. Слухи в Приречье расползались со скоростью степного пожара, стоило кому-то ночью особо забористо и громко пустить ветры, как едва прибывшие утром из леса добытчики дружно желали доброго здоровья и интересовались вчерашним рационом дерзкого нарушителя тишины.

Про нового механика сплетен тоже ходило немало, особенно поначалу, но к концу второй недели страсти поулеглись. До неузнаваемости измененная история чудесного спасения с цепа коварных островитян обросла смачными подробностями и разрослась с размеров короткой байки между дежурными “Привет, ты еще не сдох?” и “Провались к шаргу” до трехчасовой истории у костра, заняв почетное место в пантеоне местных преданий. Где-то между загадочной жужей Дарогана и утонувшей в верховьях горжи с грузом олова и раковин, на безуспешные поиски которой каждый год отправлялись с десяток ловцов удачи.

Свой утренний обход Брак закончил на пристани, где сменял у рыбака лодочный компрессор на драную сеть из медузьих нитей. Причем сделкой остались довольны оба: рыбак сплавил найденный в камышах мусор, получив взамен отлично отрегулированное устройство, а калека довольно потирал руки, прикидывая, за сколько можно будет сменять восстановленную сетку. Выходило много – медузий шелк в Приречье был редким гостем и работать с ним толком никто не умел. Зато установленная в правильном месте с сильным течением сеть исправно поставляла своему владельцу с десяток литров эйра в день, сполна окупая хлопоты на обслуживание и налог. Недаром вся поверхность реки у поселка пестрела разноцветными буйками, обозначавшими счастливых владельцев водных конденсаторов и права на их установку.

Заодно юный механик в очередной раз поглазел на пристань вблизи – из сарая толком ничего видно не было, он располагался в низине под западным холмом и с окнами там была беда. Суета торговцев и грузчиков Брака интересовала не сильно, а вот на прибывшую с вечера горжу, ржавую и дырявую, как память должника, он смотрел с искренним интересом. Злые языки замечали, что само слово “горжа” появилось как сокращение от банального “из говна и ржавчины”, намекая на метод производства этих речных исполинов, но Брак с такой трактовкой не соглашался. Вернее, соглашался, против истины не попрешь, но одновременно восхищался, отдавая должное изобретательности лесовиков.

Сводили горжи действительно из чего попало, но преобладал все же металл, которого в лесу хватало. Более того, его здесь было настолько много, особенно западнее, где начинались скалистые предгорья, что годовой выработки Приречья запросто бы хватило, чтобы забрать в железо все: от крыш и частокола до набережной. Вот только в поселке никому это было не надо – строить из паршивого дерева куда проще, быстрее и доступнее, а почти весь добытый металл отправлялся на продажу вверх по реке.

Сама горжа – огромный плот, топорщащийся винтами и соплами толкателей – наполовину висела в воздухе, приподнятая с кормы скрипящим от натуги краном. Под влажно блестящим днищем, поросшим зеленоватой сыпью водорослей, сверкало оранжевым, лилась ржавая вода и возился портовый механик, на скорую руку латая пробоины и восстанавливая герметичность отдельных секций. К себе во время работы он никого не подпускал, а на любопытствующего Брака смотрел драком, не без оснований подозревая в нем возможного конкурента.

Вот и сейчас, заметив поблизости нового механика, Кевнер высунулся из под днища, обтер усы от налипшей ряски и недовольно крикнул:

– Чужим нельзя, сводить мешаешь. Свали к шаргу, Хромец.

– Да ладно тебе, Кев! – весело крикнул Брак в ответ. – У тебя от сырости мозги давно проржавели и по течению уплыли. Как можно помешать там, где даже такой безмозглый гразг справляется?

– Ты на обе ноги хромать хочешь научиться? – парировал Кевнер. – Я слышал, это сводить помогает. Хочешь проверить?

– От одного моего вида у тебя трубу криво повело. Воздержусь. Не хочу тебя еще сильнее травмировать.

– Где? – вскинулся механик. – Ах ты… Все, я переделывать, не мешай.

Брак кивнул и с довольной улыбкой пошел в мастерскую. Утренние перепалки с Кевнером уже вошли у них в привычку, а после пары совместных посиделок с пивом механик даже доверил калеке пару старых заказов, до которых у него все никак не доходили руки. К горжам, правда, все равно не подпускал, но Брак был твердо намерен взять штурмом и эту крепость. Горжи чем то напоминали ему гигатраки – такие же, на первый взгляд, неказистые и кривые, но при этом величественные. Насколько вообще обычный плот может быть величественным, но гигатрак ведь тоже просто тарга-переросток?

В первые дни Брак даже собирался наняться на одну такую или, хотя бы, купить место пассажира, чтобы немедленно отправиться на запад, но от затеи пришлось отказаться. Кого попало горжеводы в команду не брали, оберегая свои секреты еще тщательнее охотников, а искать именно тех, кому срочно нужен механик… Брак искал, осторожно расспрашивал, но уже без былого задора. А пассажиром до Триречья выходило дорого, да и страшновато одному. На самоходных великанах своя атмосфера, про которую ходили разные слухи. Разве что дождаться конца осени, когда по первым снегопадам из Приречья потянутся переполненные людьми вереницы грубо сколоченных плотов, ведомые могучими толкателями горжи...

Прихлебывая охлажденное в реке пиво, лениво правя пальцами покореженную пружину капкана, Брак раздумывал о том, что надо бы наведаться на выработку, закупить металла. Еще не мешало бы навестить