– Она здорова не более, чем все люди вокруг. Но тем не менее я не могу сказать, что она больна. В той степени, как мы это обычно называем. А что? Сомневаешься в моей компетенции?

– Да нет, просто мне показалось… – Уилл прикусил язык, затихнув; воспоминания о короткой встрече быстро тухли – как оплывшая до основания свеча, и Уильям засомневался, что он в принципе видел то, что видел. – Забудь. Мне показалось.

– В церковь сходи.

Уилл закатил глаза. Церковь была последним местом, куда он собирался прийти, чтобы разрешить свои проблемы. Сигарета в последний раз вспыхнула на конце и опала в пепельницу серым снегом. Несколько раз ткнув окурком в каменное дно, Уилл бросил его там. Ладонь тут же прикрыла широкий зевок, и Уилл потёр покрасневшие глаза. Даниэль все-таки смог потратить меньше отведённого ему часа – всего сорок пять минут, показавшиеся вечностью. Жаловаться в этом случае на друга Уилл не собирался – Даниэль даже не раздражал своими ухмылочками и глупыми неловкими шутками, как две недели назад. Правда и большую часть времени Даниэль просто рылся в своих бумагах, мычал себе под нос песенки и улыбался мыслям в своей голове.

– Что будешь делать? – не то чтобы этот вопрос действительно мучил Уильяма, но узнать дальнейшие планы из вежливости было делом дружбы.

– С мисс О’Брайан? – Уилл коротко кивнул. – Для начала закончу все оплаченные ее отцом сеансы, присмотрюсь получше – может, я что-то пропустил, – а потом уже буду думать, что делать дальше. Но и бросать ее в такой ситуации мне бы не хотелось, – Даниэль поджал губы и повёл головой, неловко оскалившись. – Кто знает. Может, у неё действительно сложный случай, а я сужу исключительно поверхностно. В конце концов всегда можно использовать полученные опытным путём материалы для своего блага.

– А ты все о деньгах.

– И о славе, – Даниэль буквально засветился изнутри от предвкушения несуществующих денег. – Кто-то же додумался изобрести аппарат для лечении истерии у женщин и сделать на этом кругленькую сумму. А истерия, должен я тебе сказать, настолько полная чушь, что я не представляю, что еще придумает когда-нибудь человечество для женщин.

– И ты думаешь, что она придёт? После того, как назвала тебя предателем и пособником ее отца?

– Предателем она меня не называла. Но да, – Даниэль игриво поиграл бровями, – она сказала, что будет с нетерпением ждать следующей встречи. Не могу отрицать, что я нравлюсь своим пациенткам. Хотя, – задумчиво протянул Даниэль и вальяжно развёл руками, – может быть, это голос в ее голове рад встрече со мной. Кто знает этих женщин.

Тишину их молчания нарушали лишь часы, которые Даниэль изредка подталкивал. Уилл неторопливо качал ногой в такт маятнику и зевал. Курение всегда его успокаивало, но сейчас выкуренная сигарета оказалась фатальной – теперь Уиллу до смерти хотелось досмотреть прерванный Грейс сон, и бороться с этим желанием помогали лишь стрелки на циферблате, кричащие, что до запланированной операции оставалось все меньше и меньше времени.

Уильям в очередной раз зевал, когда его взгляд зацепился за пристально пялящегося на него Даниэля. Куэрво нервно перебирал кончиками пальцев друг о друга, навалившись на стол и явно о чем-то напряженно думал: его лоб то и дело морщился, брови сдвигались к переносице, чтобы в следующую секунду взлететь и выгнуться дугой, а губы раскрывались, демонстрируя плотно сжатые белые зубы.

– Слушай, Анхель устраивает ужин. Приходи, а? – на одном дыхании выпалил Даниэль и с надеждой заглянул Уильяму в глаза.

При упоминании имени кузена Даниэля Уилла передёрнуло. Он повёл плечами и с трудом заставил себя разжать губы, чтобы ссохшимся языком невнятно пробормотать:

– Нет, спасибо.

Даниэль удивился, но тут же натянул на лицо серьёзную маску понимающего человека, громко прочистил горло и пару раз кивнул. Пытался ли он таким образом показать, что понимает Уильяма, или же просто пытался выйти из неловкой ситуации? Уилл хотел было поверить в первое, но Даниэль собственноручно все испортил, тут же добавив:

– Ну почему? Приходи. Будет здорово, обещаю. Все хотят с тобой повидаться, – Куэрво заёрзал в своём кресле и забегал взглядом по кабинету. – Особенно Мария.

– Мне очень приятно. Но нет, – вновь холодно отозвался Уилл. – Я сейчас не настроен на светские вечера.

Даниэль хмыкнул. Он захотел сказать что-то еще, но в этот момент в дверь кто-то осторожно постучал, и Даниэль, бросив взгляд на часы, негромко чертыхнулся и спешно засобирал раскиданные по столу бумаги. Пепельницу он тут же стряхнул в задвинутую под столом мусорку и затем, подскочив, открыл окно, впуская в комнату свежий воздух. Стаканы глухо звякнули друг о друга и отправились в потайной бар вместе с бутылкой, а надпись на покосившейся дверце «Карты пациентов. Секретно», предупреждающе блеснула красными буквами.

Уилл мягко усмехнулся, поднимаясь из кресла, и, прежде чем открыть дверь навстречу очередной операции и очередным хмурым взглядам медсестёр, обернулся на Даниэля.

– Напомни принести тебе в следующий раз ведро со льдом. Сможешь предложить его мисс О’Брайан, если она снова вспыхнет от твоих профессиональных навыков.

Июль, 1932

– Семья? О нет, мой дорогой друг. Ты ошибаешься. Я совершенно точно уверен, что не создан для семьи.

Громкий шум машин едва ли доносился в полной мере, чтобы заглушить раскатистый мужской смех, до отдалённых уголков погруженного в непроглядную ночь Чикаго, чьи холодные пронизывающие ветра преодолевали любую преграду – даже тёплое шерстяное пальто, в которое безуспешно кутался Уильям Белл, скрывая под ним лёгкую рубашку и выходной костюм – выходы в свет случались в последнее время не так часто, как прежде, из-за возникших в его жизни обстоятельств, повлиять на которые он, увы, был не в силах, но каждый такой раз заканчивался для Уильяма неожиданными последствиями.

По правде говоря, Уильям предпочёл бы сейчас находиться в своей клинике, осматривая очередного пациента, или в теплой постели, нежели стоять на крыше одного из невысоких кирпичных домов, коими были застроены выжженные пожарами окраины города в надежде на то, что это убережёт население от новых жертв. Он не был большим поклонником ночных прогулок, если они не сулили ему очередной порции честно заработанных денег, однако отказать он не мог, послушно играя свою роль в отведённой ему Аланом части пьесы. Пусть и невольно и неосознанно. Не подозревая обо всем, что ему сулит будущее.

Когда-то Уильям Белл был подающим надежды молодым врачом, проводившим почти все своё время среди жаждущих его внимания людей. Он был умён, скептичен и остроумен. В своё время никогда не был замечен в полиции, помимо своих непосредственных обязанностей, – до определенного момента своей жизни, – и снискал в своё время вполне неплохую репутацию среди местного общества, как один из подающих надежду начинающих врачей, пускай и использующего порой не слишком традиционные методы лечения своих пациентов. Уильям был тем самым врачом, о котором все мечтали, но который был слишком для тех, кому он служит, и для тех, кого он лечит. У Уильяма Белла было практически все, о чем он только мог в юности мечтать, и даже больше.